Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

К наиболее активным работникам резидентур подводилась проверенная агентура для передачи дезинформации о Красной армии и советской военной промышленности, как это было в ноябре 1940 г., когда 3-м (контрразведывательным) отделом ГУГБ НКВД СССР на вербовку военному стажёру в Москве майору Сасаки Кацуми под видом инженера-испытателя московского авиазавода № 22 «Р.И. Шмидта» был подставлен спецагент, будущий Герой Советского Союза Н.И. Кузнецов («Колонист»). Сотрудничество Сасаки и Кузнецова продолжалось вплоть до самого начала войны[838].

В случае же разоблачения агентуры, связанной с сотрудниками военного атташата при японском посольстве в СССР, она, как правило, уголовно преследовалась, однако сами разведчики с дипломатическими паспортами, во избежание осложнений в межгосударственных отношениях, из нашей страны не выдворялись. Так обстояло дело с разоблачённым в июне 1941 г. секретарём военного атташе майором Маэдзима Такао, на связи у которого были агенты А.А. Эдельштейн и М.С. Воробьёва, и с военным стажёром майором Уэмура Дзёдзи, завербовавшим в мае 1944 г. работников одного из военных предприятий Москвы брата и сестру Ропахиных[839].

С другой стороны, в отношении выявленных офицеров разведки без дипломатического иммунитета органы НКГБ действовали решительнее: в мае 1944 г. они, например, подставили сотруднику военного атташата «Ивамото» двух «жриц любви» – агентов Московского уголовного розыска, которые спровоцировали его на дебош в гостиничном номере с последующим возбуждением уголовного дела и выдворением из страны[840]

.

Большое внимание контрразведка уделяла пресечению разведывательной деятельности японских офицеров, курсировавших по Транссибу под видом дипкурьеров. Как вспоминал начальник отделения 2-го отдела штаба Квантунской армии майор Сисикура Дзюро, совершивший в августе 1944 г. поездку по маршруту Токио – Синьцзин – Харбин – Мань-чжоули – Чита – Москва – Владивосток – Чита – Маньчжоу-ли – Синьцзин – Токио, в пути до Москвы его и напарника сопровождали три сменных наряда наружного наблюдения по два человека. При прохождении состава через районы, где вдоль железной дороги в их поле зрения попадали военные объекты, в купе к дипкурьерам, постучавшись, входили сотрудники НКГБ, плотно закрывали окно простынёю и, оставив входную дверь открытой, блокировали доступ в коридор. При выходе на платформу во время стоянок каждого курьера сопровождали два сотрудника наружного наблюдения, которые создавали помехи японцам в контактах с советскими гражданами[841].

В то же время, наряду с ограничительными мерами, после подписания советско-японского пакта о нейтралитете 13 апреля 1941 г. военно-политическое руководство СССР отменило постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 27 сентября 1938 г. об установлении для консульств Маньчжоу-Го в Благовещенске и Чите режима фактической изоляции. Сотрудники читинского консульства, например, во время войны свободно посещали магазины, парикмахерские, рынок, драмтеатр, городской сад, выписывали центральные и областные издания[842].

Значительный объём информации о деятельности японской военной разведки добывала дешифровальная служба НКВД – НКГБ СССР. За годы войны она была реформирована и существенно усилена кадрами и специальной техникой. Если в июне 1941 г. за взлом иностранной шифропереписки отвечал 5-й отдел НКГБ СССР, то уже в ноябре 1942 г. он был преобразован в 5-е управление с одновременной передачей ему дешифровальных органов ГРУ ГШ Красной армии. Концентрация усилий нескольких служб в одной структуре позволила ей взять под контроль линии связи зарубежных разведаппаратов ГШ Японии в Европе и СССР. В конце 1941 г. японское отделение 5-го спецотдела НКВД СССР теоретически воссоздало схему шифровальной машины «Тип 97», использовавшуюся для закрытия дипломатической переписки, а в начале 1942 г. построило так называемую «эрзац-машину» для механического взлома ключей шифратора, позднее – его электромеханический макет, значительно ускоривший процесс дешифровки. В 1941–1945 гг. по всем японским шифросистемам было перехвачено 132 113 телеграмм, из которых 5-е управление дешифровало 97 446 (74 %) и таким образом контролировало шифропереписку японских военных атташе в Берлине, Стокгольме, Хельсинки, Москве и Стамбуле[843]

.

Часть дешифрованной переписки японских дипмиссий и военных атташатов в Европе с Токио поступала в Москву в 1941–1945 гг. по линии 1-го (разведывательного) управления НКВД СССР от агента «Листа» в английской службе криптоанализа и от его коллеги агента «Долли», завербованного сотрудниками лондонской резидентуры ГРУ, а также от агентуры в американской разведке, связанной с резидентом ГРУ в Вашингтоне майором Л.А. Сергеевым[844].