Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

Параллельно с Особым отделом противодействием японским спецслужбам занимался ИНО путём агентурного проникновения в аппарат Разведуправления Генштаба в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, получения документальных данных о его деятельности и разложения антисоветских эмигрантских организаций. Берлинская резидентура, в частности, контролировала контакты японцев с гетманом П.П. Скоропадским, стамбульская через сотрудника посольства Японии «Пижаму» с 1932 г. изымала копии шифротелеграмм и официальных документов дипмиссии, а римская резидентура в 1934–1941 гг. систематически перехватывала переписку японского военного атташе с Токио, содержавшую информационные материалы Генштаба по СССР.

Значительных успехов в работе добились сеульская и харбинская резидентуры ИНО. Легальный резидент в Сеуле Е.М. Калужский завербовал в 1932 г. переплётчика штаба Корейской армии «Тура», от которого не менее пяти лет получал копии обзоров командования 19-й пехотной дивизии о советской группировке в Приморье, сводки харбинской миссии, штабов Квантунской, Корейской армий и Генштаба о РККА. Вербовка «Тура» была проведена при помощи другого агента резидентуры – офицера сеульского отделения военной жандармерии Корейской армии «Абэ», который после перевода в 1932 г. в Харбин стал основным источником информации харбинского аппарата о работе местной военной миссии и военной жандармерии. В официальной истории российской внешней разведки отмечается, что в 1933–1935 гг. харбинская резидентура ИНО собрала данные на 25 маршрутных агентов японских военных миссий в Маньчжоу-Го и выявила 10 подготовленных к заброске в СССР разведгрупп, три из которых были ликвидированы при переходе границы[393]

.

Полпредство ОГПУ по Дальневосточному краю, преобразованное в 1934 г. в Управление НКВД (УНКВД), в работе против японской разведки опиралось на легальные резидентуры в Маньчжоули, Хайларе, Хэйхэ, Цицикаре, Пограничной и Новокиевском (Краскино), разведорганы пограничных отрядов и органы контрразведки, имевшие агентурные выходы на ЯВМ и резидентуры Генштаба. Благодаря им в 1933–1935 гг. УНКВД были получены доклады харбинской миссии и штаба 3-й пехотной дивизии о военно-политической и экономической обстановке на советском Дальнем Востоке, отчёты о работе с белой эмиграцией, стенограмма выступления начальника 2-го отдела штаба Квантунской армии перед руководящим составом разведорганов в ноябре 1934 г. и прочее[394]

.

Кроме того, дальневосточные органы госбезопасности продолжили оперативные игры с японской разведкой. Так, в 1933–1937 гг. ЯВМ в Мишани и Фугдине в рамках разработки «Весна» была подставлена проживавшая в Маньчжурии агент «Никитина», через которую УНКВД передавало дезинформацию и выявляло подготовленных к заброске японских разведчиков.

Наиболее продолжительной и крупномасштабной можно считать игру «Маки – Мираж», инициированную в 1930 г. путём подставы сотруднику внештатного разведпункта в Хэйхэ Кумадзава Садаитиро агента Амурского окротдела ОГПУ Л.Е. Островского («Летова»). «Летов» снабжал хэйхэскую резидентуру сведениями о военной и политической ситуации в Амурской области, а в 1931–1932 гг. привлёк к сотрудничеству с японской разведкой на материальной основе командира взвода 4-го Волочаевского стрелкового полка «Прозорова», железнодорожного служащего «Колхозника» и помощника начальника 6-го отдела штаба ОКДВА «Горелова». Через последнего харбинская миссия получала специально подготовленные для неё разведотделом штаба ОКДВА дезинформационные материалы, включавшие копии служебных документов, как, например, переданный в 1934 г. доклад «О структуре и численности стрелкового батальона» и чертежи приграничных фортификационных сооружений. Сведения «Горелова» оценивались японцами как достоверные, в связи с чем Квантунская армия предпринимала беспрецедентные меры для зашифровки своего хабаровского источника: направляя 9 апреля 1936 г. в Военное министерство полученные от агента три чертежа огневых точек проекта 2, 3 и 4, начальник штаба армии отмечал в сопроводительном письме, что «прилагаемые чертежи „Точки“ получены одной из военных миссий нашей армии. Конкретный источник сведений по причинам секретности не указываю»[395]. Активная фаза операции «Мираж» завершилась в конце 1936 г. с отъездом «Летова» в Москву. Здесь по полученному от благовещенского резидента Генштаба Асада Сабуро паролю он связался с помощником военного атташе Такаяма Хикоити и поддерживал с ним контакт вплоть до своего ареста в марте 1938 г. Что касается «Горелова», то в августе 1937 г. был легендирован его перевод по службе из Хабаровска в Куйбышев (Самару).