Воевода

— Думали об этом. Мы попросим у Новгорода и Пскова столько ладей и стругов, сколько у них есть на продажу к будущей весне. Пусть они выведут их на Днепр — там и выкупим. Но и воины почивать на лаврах не станут. Мы придём на Днепр и там, в пущах, сами построим столько стругов, сколько нам будет недоставать.

— А время? Где ты найдёшь столько времени, чтобы построить двести — триста стругов?

— Я мыслю так, Алёша. Ежели у меня будет восемь тысяч ратников, то на каждый струг я сумею посадить по двадцать два человека плюс кормчий. Так вот, придя к Днепру, каждые двадцать три человека срубят себе по стругу. Разве не посильно им вытесать из дерев по два бруса на человека за неделю? Всего два четырёхсаженных бруса! А разве не хватит им недели связать эти брусья в струг? Да ты же помнишь, что борисоглебцы за четыре дня вчетвером лодку осиливали.

— Помню, но она была всего на шесть человек, — улыбнулся Алексей воспоминаниям отрочества.

В конце концов в спорах за истину братья составили очень пространную отписку. Они учли все: сколько нужно топоров, смолы, конопатки, вёсел, щитов, сабель, стрел, луков, пищалей, сколько продовольствия и, главное, пароконных подвод, чтобы всё имущество, все материалы доставить на Днепр, к тому же тайно от ордынцев.

— Внушительно и страшно, — подвёл черту под двухдневным трудом Алексей.

— Право, страшно. Что нам скажет царь-батюшка, — вздохнул Даниил.

Договорились так: Даниил не идёт в Кремль с отпиской, её отнесёт Алексей и первый удар примет на себя, ежели он последует. Однако в душе Даниил надеялся на успех. Царь примет отписку и даст ей ход, потому как она утолит хотя бы малую толику его жажды показать Крымской орде свою силу и доказать уязвимость орды. Тут можно сказать, размышлял Даниил, что ежели не сегодня-завтра на Крымский полуостров придут восемь тысяч ратников и посеют в орде смятение и страх, то в будущем, через год-другой, туда может прихлынуть и стотысячная рать. Конечно, Даниил понимал, что это пока призрачное желание, но будущее — это не два-три года впереди, а десятилетняя упорная подготовка, как было при завоевании Казанского царства.

С уходом Алексея на службу время у Даниила потянулось муторно. Наконец он отправился с Тархом и Олей к Ивану. День был пасмурный, всё выглядело вокруг серым, примоченным ночным дождём. А у Ивана в доме было светло, уютно, празднично.

— Мы ведь ждали тебя, Данилушка, вспоминали минувшее. Я Даше только что рассказал, как мы с тобой и с ратью Нарву переплывали да из воды на немцев бросились.

— Было, помню, да и впрямь минуло, — отозвался Даниил.

Тарх с Данилкой сразу затеяли игру. Оля ушла к Даше, прижалась к её коленям. А Даниил грелся под лучами чужого семейного благополучия. Он не завидовал Ивану и Даше, а радовался за них. И грустил, что скоро вновь прервёт их «медовый месяц»: «Как пить дать, прерву». Сердце вещало, что там, в Кремле, у брата Алексея всё идёт должным путём и он, Даниил, впряжёт себя и друзей в тяжёлую военную повозку.

Даниил и Иван также на сыновей любовались. Семилетний Данилка ни в чём не уступал девятилетнему Тарху, похоже, взял себе силу у батюшки. «Вот и ещё один славный ратник растёт на Руси», — почему-то подумал Даниил только о своём тёзке. Странным это показалось ему, будто судьба Тарха его не волновала. Но тут Даша позвала гостей к столу.

— Милости просим, чем богаты, тем и рады, — пропела она, улыбаясь тепло и ласково.

«А ведь красы-то особой в ней нет, да вот душевностью берёт», — подумал Даниил, присаживаясь к столу.

Даниил с Иваном выпили хлебной водки. Правда, Иван не увлекался ею, налегал на сыту, на квас. А у Даниила, как он стал за собой замечать, от крепкого хмельного хмарь и холод из души выветривались, горе размывалось. В эти мгновения он вспоминал Алексея Басманова, как тот заливал своё горе баклагами. «Не приведи Господь», — подумал он и на второй кубок посмотрел с опаской. Да может быть, и выпил, если бы в сей час в дом Голубевых не вломился — по-другому и не скажешь — Алексей Адашев.

— Простите, добрые хозяева, что незванно явился. Братца по всей Москве разыскиваю. Нужда в нём.

Даша попыталась усадить Алексея к столу.

— Самое время за трапезу сесть, — уговаривала она его.

— Уважил бы, Дашенька, да не могу. Говорят, что делу время, потехе — час. — Алексей положил руку на плечо Даниилу. — Идём, братец, идём. Зовут тебя неотложно.

Даниил накинул кафтан, сказал Пономарю:

— Ваня, отведёшь Тарха и Олю домой. Видишь, какая у меня докука.

У крыльца братьев ждали два коня, и один из них, Коршун, был Даниила.

— Выходит, ты и дома побывал, — отметил Даниил. — Мучением я замаялся…

Царь Иван Васильевич ждал Даниила, как и при первой встрече, в книжном покое.

— Где ты бегаешь, воевода? Ищем тебя по всей Москве, — сердито сказал Иван Грозный.

— Побратима навестил, царь-батюшка.

— Ну, коль так… — Царь помолчал и продолжал: — Прочёл я твою отписку. Складно всё изложено. Да говорят же, что складно было на бумаге, да забыли про овраги.

— У нас река и море на пути, — нашёлся что ответить Даниил.

— Верно. Однако из-за моря и реки казну разорю.