Вояка среднего звена

Гнев полыхнул внутри, точно в топку плеснули ведро бензина, я содрогнулся и сделал шаг вперед. Я схватился за висящий на шее автомат, и стиснул его с такой силой, что пальцам стало больно… а в следующий момент сам испугался собственного порыва — неужели я выстрелю в Макса?

— Центурион, со всем уважением, — смешался Дю-Жхе. — Поговорим в стороне.

Мне хотелось врезать ему по физиономии, наорать, заставить их всех повиноваться. Но с другой стороны я понимал, что ужасным образом теряю лицо, что мне этими бойцами еще командовать, от них зависит моя жизнь, и что в будущем, слушая мои команды, они будут вспоминать этот эпизод.

Но я должен избавиться от предателя!

— Ты… отказываешься… повиноваться… приказу? — слова лезли из горла неохотно, словно покрытые колючками когтистые зверьки, обдирали гортань и рот.

— Никак нет, — отозвался Дю-Жхе.

— Да! — радостно воскликнул Макс. — Расстреливай меня, чего же ты ждешь! Расстреливай! Ты же теперь большой командир?!

— Зат-кнись, — выдавил я.

Рядом с Максом оказалась Фагельма, положила руку ему на плечо, что-то зашептала на ухо.

— Поговорим в стороне, — Дю-Жхе сделал ко мне шаг, второй, и вот он уже ведет меня прочь, и я шагаю за ним, онемевший от горечи, разочарования в себе, от жгучих угольков бешенства внутри.

Из меня словно выпустили горячий воздух, и я сжался, уменьшился, ослабел.

— Центурион, — сказал ферини. — Это был очень неудачный приказ.

— Но почему? Я же командир! Вы обязаны подчиняться!

— Да, но если ты упрешься… Сегодня твои бойцы потеряют доверие к тебе. Целиком. Останется только страх. Да, и на страхе можно держаться, пример Равуды это показывает. Хочешь быть как Равуда?

Меня снова заколотило, на этот раз не от злости, а от отвращения.

— Нет! — выпалил я. — Ты же знаешь, что я не хотел этого места.

— Знаю.

— И предателя нужно отыскать.

— Нужно, — Дю-Жхе кивал раз за разом. — Но оставь проверку десятникам. Аккуратно. Осторожно. Без давления… Ты же доверяешь нам?

Я задумался.

— Батгабу и Адризе — нет, — сказал после паузы. — Ее я совсем не знаю, а он — торчок. Продаст кого угодно за горсть наркоты.

— Им займусь я сам, — ферини задумчиво почесал за ухом. — А ее поручу Фагельме. Держи… Это тебе сейчас нужно.

И он протянул мне большую лиловую таблетку.

— Расслабон? — я посмотрел на Дю-Жхе с недоверием.

— Да. Одну можно. Сейчас ты распустишь центурию, скажешь, что ложная тревога. Зачем бойцам лишний повод для суеты? Их и так полно. А потом проглоти ее. Обязательно.

Я взял таблетку, несколько раз глубоко вздохнул и повернулся к подразделению. Десятки глаз обратились в мою сторону — выжидающих, сердитых, раздраженных, удивленных.

— Центурия, вольно, — скомандовал я. — Проверка бдительности закончена. Отдыхаем. Выдвигаемся… через час.

Ответом мне стали десятки облегченных вздохов.

Я дождался, пока они разойдутся, и отправился к собственному рюкзаку, около которого сидел Котик. Поколебался несколько мгновений, а затем все же проглотил таблетку, запил водой из фляжки.

Сразу же неимоверно захотелось жрать, и я вытащил упаковку сухого пайка.

Расслабона я не принимал очень давно, отвык, и в этот раз он подействовал неожиданно сильно и быстро. Я расслабился, гнев, тоска и разочарование ушли, явилось ровное спокойствие. И обрыдшие до ужаса «блюда» из обычного, не усиленного сухпайка показались необычайно вкусными: витаминный напиток по букету обогнал выдержанный коньяк, вяленое мясо, сухое и пересоленное, вызвало такой взрыв ощущений на сосочках языка, что я едва не захлебнулся слюной.

Порошок вроде индейского пеммикана, спрессованный в диски, напоминал потушенную в сметане печень, да с лучком, да с приправками, чтобы она лишилась горечи, и стала нежной и мягкой…

Естественно, я поделился с Котиком, и тот удовлетворенно заурчал, кинувшись на еду.

* * *

Самолет-разведчик, тот же самый, или другой, появился над нами через час после того, как мы оставили заброшенное селение из пирамид.

— Сети! — заорал я, и мой крик повторили десятники, но оказалось поздно.

Летающая машина прошла над самыми верхушками деревьев, по ним ударил шквал. Полетело сбитое с ветки гнездо, посыпались вонючие плоды типа бананов, только синие и колючие, один шарахнул меня по шлему и растекся в кашицу.

— Твою мать… — пробормотал я, включая маскировку.

Самолет метнулся в сторону, пропал среди облаков, но почти тут же небеса снова разродились гудением, на этот раз многоголосым. Один, два, три, четыре силуэта, и я их узнал — неторопливые махины, нашпигованные бомбами по самую маковку, легкие цели для наших истребителей, но смертоносные и грозные для наземных целей.

А в этот раз нас с воздуха никто не прикрывал, и зениток у нас не было.

— Залегли! — скомандовал я, и тут с пилонов под крыльями сорвались первые ракеты.

Громыхнуло, поднялся столб дыма и грязи, с треском покосилось огромное дерево. Земля с такой силой ударила меня снизу, что я подлетел на пару метров, ослеп и оглох, превратился в визжащий комок ужаса.