Мы двигались по густому и сравнительно сухому лесу — Дю-Жхе впереди, дозоры по бокам, четыре группы по пять бойцов. До точки сбора оставалось двадцать километров, и никто не мог знать, что мы встретим на пути — непроходимые топи, засады бриан, рои обезумевших граханов.
Но пока джунгли выглядели спокойными и мирными.
— Ты не погибнешшь, — заявила тиззгха с уверенностью вершителя чужих судеб. — Потоки судьбы не позволят.
И что они так все любят это слово? Что Две Звезды, что «дядюшка» Иван, что нелюди? Или на него очень легко свалить собственные гнусные поступки, жестокость и склонность к насилию?
— Тогда о чем волноваться? — спросил я. — Те же потоки сделают так, что я все добуду. Принесу это «не знаю, что» неведомо куда.
— О нет, не сыпь пыльцу в ушные отверстия, — это наверняка был аналог земной метафоры «не заговаривай нам зубы». — Ты можешь уклониться. Мы должны тебя заставить.
Я подумал, что Юля наверняка пытается дозвониться снова, закончить прерванный разговор, но не может, и от злости покрылся гусиной кожей.
— Вот так, — сказала Тир-Тир-Вага-Хумммаа.
На меня вновь обрушилось шуршание, словно целая гора песка, исполинская дюна поехала со своего места… И следом за ним явилась боль, выползающая исподволь, обвивающая тело изнутри, проникающая в каждый уголок тела, свивающая гнездо в мозгу…
Словно меня разъяли на тысячу кусков, и к каждому приложили раскаленный уголь.
Я не вскрикнул, даже не сбился с шага, не потерял возможности осознавать происходящее. Но при этом я жарился, распятый над костром, прикрученный к усеянной шипами решетке, и шипы эти двигались, качались туда-сюда, разрывая не только кожу, но и мясо.
— Нррравввится тебе, человввек Егорр? — рокотал мне в ухо нелюдской голос.
Я почти видел его обладательницу, плащ из зеленых чешуек, под которым спрятана коническая фигура. Ощущал запах тиззгха — горячий песок, бензин, яблоки с ноткой гнильцы, слизней и червяков.
И продолжал механически двигаться: автомат на груди, рюкзак на спине, шлем на голове.
Одного нелюди не знали — я долго мучился с переводчиком, страдал от невыносимых головных болей, и привык к ним, приспособился. Поэтому я умел отстраиваться от собственных ощущений, не отдаваться им целиком, терпеть нечто подобное, и вовсе не превращался в визжащее животное.
Боль исчезла.
— Так будет все время, если не станешь послушным, — сообщила Тир-Тир-Вага-Хуммаа.
Вот она, расплата за возможность говорить с домом — нелюди влезли мне в голову, и теперь могут влиять на мой организм, по крайней мере делать ему больно.
— Ты сделаешь то, что нужно нам? — продолжила она.
— Сделаю, — я сглотнул, думая, как бы разрядить автомат в эту чешуйчатую сволочь. — Обязательно.
— Десять дней… У тебя десять дней, — сказала тиззгха, и растворилась в громогласном шуршании.
Бриан обрушились на нас, когда мы переправлялись через узкую, но бурную речушку. Часть центурии оказалась на том берегу, я вступил в холодную, прозрачную воду, и тут застрекотали автоматы.
Я присел, скакнул в сторону, под прикрытие огромного валуна, поросшего синим мхом. Увидел, как шатается и падает наземь Батгаб, как из дыры в его бронезащите хлещет кровь, как течение уносит бойца, который переходил реку передо мной, тот дергается и пытается зажать рану на горле.
Я прижался к валуну, не обращая внимания, что вымок до пояса, аккуратно выглянул. По камню тут же ударила очередь, полетели осколки, клочья мха — проклятье, меня видят, и я в ловушке.
Но потом стрельба неожиданно стихла.
— Доклад! — рыкнул я.
Так, Дю-Жхе, Юнесса и Фагельма уже на том берегу, остальные где-то рядом.
— Залегли, все живы, — отозвался ферини. — По нам стреляли, но поверх голов.
Интересно, это еще что за трюки?
То же самое повторили два других десятника, а потери оказались только на нашем берегу. При этом бриан прекратили атаку почти сразу же, словно добились того, чего хотели… но чего?
Ясно было только, что мы у них в руках, они и спереди, и сзади.
Я отыскал взглядом Ррагата, засевшего в густых зарослях похожего на осоку растения. Да, с нашего берега он прикрыт, но с другого его спина отлично видна, и самое паршивое, что между нами метров десять открытого пространства: не добраться мне до блока связи, не вызвать помощь.
Дело швах… и что делать?
— Адриза, отправь двоих вверх по течению, Макс — двоих вниз… Посмотрим, что там. Ползком.
Стрельба поднялась почти тут же, и справа, и слева, едва бойцы начали двигаться.
— Назад! — тут же приказал я: не вышло, но удалось понять, что за нами наблюдают.
Мерзкое ощущение — когда ты словно жук на столе у энтомолога, который видит все шевеления твоих лапок, подрагивание усиков, дрожание надкрылий, и неспешно раздумывает, куда бы воткнуть скальпель, или может быть сначала положить тебя в кислоту?
Мне понадобилось минут шесть, чтобы принять решение, и за это время никто и ничто вокруг не шелохнулось, только шумела река у меня за спиной и беззвучно торопились по небу облака, рыхлое синеватое стадо.