«Зря я с нею так,— с запоздалым сожалением подумал он.— Может, последнюю нитку порвал, и уже не свяжешь... И зачем себе лишних врагов плодить? И так вся деревня против... А эта теперь как пойдет трепаться, не остановишь, под замок не посадишь... Нет хуже, когда баба, с которой ты спал, начнет славить тебя!»
Он понимал, что уход Нюшки не походил на очередную их ссору, немало случалось всяких обид и размолвок за эти годы, нет, это походило на конец, и вела она себя так потому, что больше не считала его сильным, способным устоять в новой драке.
Он бродил по боковушке сторожихи, разглядывая убогое ее убранство, брал в руки Нюшкины безделушки — нитку бус на комоде, черного гипсового кота со щелкой на спине. Порывшись в кармане, бросил в эту копилку три монетки — слышно было, как стукнулись о пустое дно. Немного, видать, накопила...
Дохнув на лампу, он ощупью выбрался в коридор, спустился по лестнице, но у самых дверей его чуть не сшиб Никита.
— Ты, Аникей? — Брат наклонился к нему, просипел в лицо: — Беда, брательник!..
— Постой! — Аникей подошел к черневшей в темноте машине, тронул за плечо дремавшего шофера.— Валяй домой, Вася... Я пешком дойду...
«Газик», мигнув красным огоньком, пропал в конце улицы, и Аникей схватил Никиту за плечо:
— Что стряслось? Да тише, не ори на всю деревню!
— Ори не ори, а уже про это вся Черемшанка знает!..
Степан объявился!..
— Гневышев? — Внутри у Аникея будто что-то оборвалось.— Да что ты, очумел? Разве с того свету возвращаются?
— Видать, ничем себя за границей не замарал, раз на родину разрешили вернуться. Говорят, весь как лунь белый...
«Вот она и замена мне»,— подумал Аникей, но не это страшило его сейчас. Черт с ней, с должностью, с властью! Нет, приход Степана, назло ему воскресшего из мертвых, таил в себе что-то более грозное — точно был он вестником тяжелого возмездия...
— Что же делать теперь?
— На мой ум, я бы перво-наперво побежал и поздравил бы с приездом,— ответил Никита.— Что промеж вами было, может, кошки давно песком забросали...
— Ну что ж, чему быть, того не миновать.— Аникей понурил голову, тронул брательника за плечо.— Пойдем. Была бы честь оказана... В крайности, от чужого стола не стыдно и отойти.
Двор Гневышевых был полон народу, в избу не протолкнуться, люди стояли у освещенных, настежь раскрытых окон, чутко ловили каждое слово тех, кому посчастливилось пробиться в горницу. Там раздавались взрывы смеха, кто-то под окнами переспрашивал: «Что он сказал? Что?» — «Да тише вы, дьяволы! — успокаивал всех сердитый голос.— Дайте послушать!»
Аникея и Никиту заметили не сразу, но, узнав, привычно расступились, и они шагнули через порог.
Степан сидел за столом в добротном черном костюме, в светлой рубашке с синим галстуком, ладный, не здешний, похожий на ученого. Рядом кустились дети, Авдотья, а дальше сидели Мажаров, Дымшаков, Черкашина, Корней Яранцев и даже Нюшка примостилась с краю. Степан слушал Егора и согласно покачивал белой, ковыльно-седой головой.
— С возвращением тебя, Степан Григорьевич! — сказал Аникей громко, точно на свадьбе, когда поздравляют молодых, и, разведя в стороны руки, двинулся к столу.— Долгонько тебя поджидали!.. Но верили, что такой человек нигде не пропадет! Старая гвардия — она из железа кованная, в огне каленная, ей износу нету!..
В избе мертвела тишина, и спину Аникея окатил холод. Побледнев, поднялась Авдотья, сурово глядя на нежданного гостя, а Степан даже не шевельнулся, хотя Аникей уже стоял перед ним, все еще широко держал руки, готовый обнять и расцеловать вернувшегося из дальних
странствий хозяина. Тогда Аникей, не расставаясь с приветной улыбкой, протянул через стол руку, но она повисла в воздухе, и он поспешно и воровато убрал ее за
спину.
Степан наконец поднял глаза, долго и пристально разглядывал Аникея и через силу выдавил:
— Должок пришел отдать?
— Какой должок? — Аникей обрадовался, что Гневы-шев все же заговорил, деланно рассмеялся.— Я что-то про долг не помню, но если что брал, то отдам с радостью.
Хоть сегодня!
Степан опять молчал, а все напряженно глядели на него и ждали. Наконец, погладив ладонью скатерть, он снова поднял голову.
— Навряд ли тот должок по силам тебе, Аникей.— Степан говорил медленно и тихо, пересиливая себя.— Ты взаймы взял целые годы — подвел меня под суд, в лихолетье оторвал от родины, издевался над Авдотьей и ребятишками!.. Половину жизни ты у меня украл!..
— Я к тебе по-хорошему пришел, Степан, а ты меня поносить вздумал! — Аникей отступил от стола.— Смотри не просчитайся, а то и копейки обратно не получишь, если
на то пошло!..
— Нет, Аникей, пришла наконец твоя пора расплачиваться! И сполна! — Степан уперся кулаками в стол, поднялся, выпрямился.— А теперь уходи из моей избы, не порть нам хороший разговор! Ты в нашей радости
лишний!
Аникей остолбенело торчал посреди горницы и не двигался с места. Заорать бы, завыть, броситься на них с кулаками, но здесь уже никто не боялся ни угроз его, ни силы,