Войди в каждый дом

— Что на сердце у тебя? — шелестя картами, говорила нараспев Нюшка. — Вишь, трефовая дама!

— Это ты, что ль? — Аникей усмехнулся.

— Может, и я. Я как раз в трефовую масть ударяюсь… Да и сюда гляди, — обрадовалась она. — Во исполнение твоих желаний пиковый король выпал — лучше нельзя!..

— Наверное, секретарь райкома, кому еще боле, — сказал Аникей.

— Будет тебе еще какая-то бумага и дальняя дорога…

— Бумага — это не иначе как протокол общего собрания, а дорога — это отпустят на все четыре стороны, и поминай как звали!.. Ладно, Нюшка, кончай свою барахолку!

Аникей смешал в кучу карты и поднялся. Раскрыв дверь на кухню, он позвал жену и брательника. Они явились и молча стали следить, как он меряет неторопливыми шагами горенку.

— Ну вот что, — проговорил он, наконец останавливаясь, и глаза его угрюмо блеснули. — Если жареную рыбу есть хотим, то нечего бояться, что мелкой косточкой подавимся. Задергивай, Серафима, шторки и тащи на стол все, что имеется!..

— Ты что хоть надумал-то, Аникей Ермолаевич? — робко спросила жена.

— Берись за стряпню. Созовем гостей и будем водку пить, песни петь! А ты, Нюшка, навостряй лыжи — обежишь кого надо…

Выпроводив из горенки жену и сторожиху, он велел Никите присесть к столу.

— Завтра, брательник, соберем правление и остатний хлеб на трудодни пустим — надо заткнуть глотки!.. С утра, занаряжай все подводы в лес, и каждому прямо во двор пускай дрова возят. Шалымов соберет стариков и подбросит им что требуется. Не жадничайте — все окупится!

— Ох, напрасное что-то ты затеял. — Ворожнев забеспокоился. — Разве их этим купишь? Замажешь их глаза?

— Надо, чтоб люди поняли, что я, ежели захочу, как хошь могу повернуть… Один поверит, второй усомнится, третий смолчит… А вечером придумаем, как нам от Лю-бушкиной оторваться.

С тех пор как Сергею Яковлевичу Коровину сообщили, что Пробатов появился в районе и, не заезяжая в райком, успел уже побывать в двух колхозах, он терялся в догадках. «Странно, очень странно, — думал он. — Не позвонил, не позвал… Что бы это могло значить?»

За годы, которые Коровин отдал партийной работе, он не помнил случая, чтобы руководители области, отправляясь в какой-либо район, не ставили об этом в известность первого секретаря райкома. Обычно они и самого секретаря брали в поездку по колхозам, чтобы можно было прямо на месте указать на его промахи и недостатки.

Правда, Коробин пока еще числился вторым секретарем и исполнял обязанности первого немногим больше месяца; однако после того, как слег Бахолдин, Коробин фактически нес ответственность за все дела в районе. Мало того, второй секретарь обкома Инверов, разговаривая два дня тому назад с ним по телефону, совершенно недвусмысленно намекнул, что если Бахолдин в ближайшее время не сможет вернуться к работе, то обком, по всей вероятности, будет рекомендовать его, Коробина, на пост первого секретаря. Сергей Яковлевич не подал виду, как его обрадовали эти слова, сдержанно поблагодарил за доверие и, положив трубку, долго сидел, сжав каменно губы, хотя его всего распирало от радости. Наконец-то он мог взять в свои руки целый район и показать, на что способен!

Он то присаживался к столу и начинал разбирать скопившуюся почту, то брался за непросмотренную свежую газету, но в конце концов вскакивал и снова расхаживал в своих скрипучих сапогах по травянисто-зеленой ковровой дорожке. Или надолго прилипал к окну, глядя на пустынную площадь. Ветер гнал и крутил оброненные с возов клочки сена, у длинной коновязи важно прогуливалась старая ворона, около нее суетливо прыгали воробьи, то взмывая в воздух, то падая серыми комками на унавоженную землю. В разгороженном палисаде чья-то беспризорная коза деловито обгладывала посаженный нынешней весной молодой тополек.

Машинально барабаня пальцами по стеклу, Коробин подумал, что надо бы распорядиться прогнать козу, но тут же забыл об этом, пораженный новой, не лишенной приятности догадкой: а что, если секретарь обкома просто приехал к матери? Тогда он может никого и не ставить в известность!

Он тут же снял трубку и попросил соединить его с Лю-бушкиной. В трубке что-то потрескивало и шипело, потом в этот шум вплелось радио, и какой-то слащавый тенорок пропел ему прямо в ухо: «Хороши весной в саду цветочки, еще лучше девушки весной…» За Любушкипу ответил бухгалтер, и голос его был похож на комариный писк, хотя в жизни — если бы крикнул во весь голос — он мог бы оглушить любого. Несмотря на раздражающие помехи, Коробин все же узнал то, что его интересовало, — председательница пошла к матери Пробатова.

«Значит, секретарь там, — повеселев, заключил Коробин. — А Прасковья Васильевна вряд ли испортит ему настроение».