Война богов

То был старик с длиннейшей бородою,

Благообразный видом и лицом.

На облаке сидевший босиком;

Он выглядел довольно заурядно,

Но у него сиял над головой

Лучистый круг. Хитон его нарядный

Был из тафты небесно-голубой.

У плеч сбиралась в складки эта тога

И ниспадала, облекая стан,

До самых пят. А на плече у бога,

Лучистым нимбом тоже осиян,

С осанкою довольно величавой,

Сидел красивый белый голубок,

А на коленях христианский бог

Держал ягненка. Чистенький, кудрявый,

Был этот агнец хрупок, тонконог

И с розовою ленточкой на шее;

Над мордочкой - сиянья ореол...

Так, триедин, бог в гости к ним пришел.

Мария сзади семенит, краснея,

Застенчиво потупив робкий взгляд.

Смотрели боги, путь освобождая...

Явился также ангелов отряд,

Но у ворот остался, поджидая.

С коротеньким приветствием к гостям,

Учтив, но сух, Юпитер обратился.

Старик хотел ему ответить сам,

Но, речь начав, довольно скоро сбился.

Тогда он улыбнулся, поклонился

И сел за стол. Ягненок, боязлив,

Проблеял что-то; голубь, клюв раскрыв,

Язычникам псалом петь начинает,

Которого никто не понимает:

Там аллегорий, мистики полно...

Понять язык еврейский мудрено.

На голубя все смотрят с удивленьем,

Переглянулись; слышен шепоток.

Кой у кого срывается смешок,

А кое-кто прищурился с презреньем.

Но Дух святой был все-таки умен;

Смущается и замолкает он.

Тут раздались рукоплесканья в зале.

Прекрасный стиль! Цветистый, пышный слог!"

Да он -- поэт, крылатый этот бог!

Таких стихов еще мы не слыхали!"

Хотя насмешку голубь понимал,

Но зависти ее он приписал,

И злобу скрыл обидчивый оратор:

Он был самолюбив, как литератор.

Гостям весьма понравилась еда.

Их аппетит удвоило, конечно,

То, что они постятся чуть не вечно

И яств таких не ели никогда.

С улыбкою прислуживая, Геба

Амброзию разносит вместо хлеба,

Затем нектар в бокалах подает.

Наш Бог-отец охотно ест и пьет.

Смущен Христос, сидящий против Феба:

Хороший тон есть много не велит.

Бормочет он: Благодарю, я сыт!"

А голубок, нахохлившись сердито,

Едва клюет, стараясь показать,

Что у него совсем нет аппетита

И что обед могли б получше дать.

Богини же Венера и Юнона

(Особенно спесивая персона),

Едва взглянув с усмешкой ледяной

На выскочек, между собой шептались,

Небрежно к ним поворотясь спиной,

Исподтишка над Девою смеялись.

Ее смущенный вид, пожалуй, мог

Дать к этому достаточный предлог.

Так росшую в глуши отроковицу

Привозят вдруг в блестящую столицу.

Вот в Тиволи она на бал пришла...

Ни у кого стройнее нету стана!

Она свежа как персик, и румяна,

Застенчива, прелестна и мила,

И все ее с восторгом окружают...

Но вот на бал франтихи приезжают,

Презрительно прищурившись, глядят,

Скрыв горькую досаду, и твердят:

Что за манеры! Никакого лоска!

А пошлый вид! А глупая прическа!"

Соперницы такие ж словеса

И в Тиволи небесном изрекали;

Но, вопреки суровой их морали,

Столь черные и влажные глаза

С ресницами столь длинными, густыми,

Красивы, и гордиться можно ими.

А розовые губки, хоть молчат,

Красноречиво счастие сулят.

А перси-то! Упруги и округлы,

И вишнями увенчаны, и смуглы...

Еврейке ли они принадлежат,

Иль христианке - разница какая

Для тех, кто тонет в неге, их лаская?

И шепчут все друг другу: А малютку

За красоту нельзя не похвалить.

Как улучить удобную минутку

И новую богиню соблазнить?

Пусть Аполлон за ней поволочится:

На это он, наверно, согласится".

Но занят был в то время Аполлон:

Дабы развлечь гостей высоких, он

Пел арию в сопровожденье хора.

А вслед за тем явились: Терпсихора,

Три грации, Психея, Купидон,

И был балет поставлен в заключенье.

Мария, не скрывая восхищенье,

Внимательно на зрелище глядит,

В ладоши бьет, с восторгом говорит:

По-моему, они танцуют дивно!"

Хотя была и скромной, и наивной,

Заметила в конце концов она,

Что красота ее оценена

И Аполлону нравится немало.

Успехами весьма ободрена,

Она на комплименты отвечала.

Понадобилось выйти ей; куда -

Читатель угадает без труда.

Ведет ее проворная Ирида

В покои, где живет сама Киприда.

Вдруг -- с умыслом, нечаянно ли -- дверь

Захлопнулась; одна она теперь.

Глядит она направо и налево:

Так вот каков красавицы приют!

Стоит, любуясь, несколько минут...

Что до сих пор видала наша Дева?

Лишь мастерскую мужа своего,

Да жалкий хлев, где в ночь под Рождество

Младенца родила (хоть не от мужа).

Робка, еще немного неуклюжа,

Решается по комнатам пустым

Она пройтись; толкнула дверь, и сразу

Увидела агатовую вазу,

Овальную, с узором золотым.

Полюбовалась хрупкою вещицей,

Потом, сказав: Ой, как бы не разбить!"

Спешит ее на место положить.

Затем проходит длинной вереницей

Гостиных и салонов, пышных зал

Со множеством диванов и зеркал,

Где вкус царит, отнюдь не симметрия.

Немало безделушек и цветов,

И скляночек для амбры и духов

Там видит восхищенная Мария.

Повсюду бродит любопытный взгляд...

Ах! Вот Киприды щегольской наряд,

Сандалии, а также покрывало,

Венок из роз и пояс дорогой,

А для прически - обруч золотой...

Какой убор! -- Мария прошептала. -

Наверное, он очень мне пойдет.

Нельзя ль его примерить на минутку?

Ведь я переоденусь только в шутку!

Никто сюда, надеюсь, не войдет".

Нелегкое, однако, это дело!

Мария наряжаться не умела,

Но все же облачилась кое-как

(Прилаживать нет времени к тому же)

И вопрошает зеркало: Вот так?"