Читаем Война и мир в глобальной деревне полностью

Развитие восприятия проходит три стадии: глобальность, во время которой мир более или менее похож на некое пятно; разделение, во время которого предметы выделяются из фона; и слияние, во время которого формируются модели восприятия. Согласно тому, на чем настаивает Мерфи в отношении функциональных свойств всякого психологического процесса, восприятие управляется необходимостью, или, используя его образное выражение, «потребность опережает восприятие». Мотивационное состояние первично и оказывает влияние на способ восприятия мира человеком.


Наша, сотворенная человеком визуальная среда, которая сохранялась с различными модуляциями напряжения с V века до н. э., составила то, что мы называем «западным миром». Наши собственные изобретательность и находчивость гарантируют, что эта среда подлежит вытеснению. Наш ужас от встречи с подобным развитием событий — полностью из серии «мы и не знали, что ствол уже заряжен».

Левенштейн говорит о лоскутном одеяле, о свете, тени и цвете, увиденных впервые, как о подходящем индикаторе мотивации для большей части современного искусства. Визуальный мир вытесняется, и мы обнаруживаем, что нет ни продолжения, ни связи, не говоря уже о глубине и перспективе, присущих другим чувствам. Современные художники — в музыке, в живописи, в поэзии — терпеливо осмысливали это явление на протяжении нескольких десятилетий, настаивая на том, что мы должны изучать наши чувства, которыми долгое время пренебрегали: осязание, вкус и слух. Возможно, это та самая боль, которую открыли современные художники. Боль — это чувство, дополняющее привычные пять, и, как сказал Левенштейн: «мы должны принять, что центральная нервная система играет важнейшую роль в уточнении боли и страдания». В основном боль испытывают те, кто живет в новой высокотехнологичной среде, и она соответствует явлению, которое медики называют фантомной болью. Страдания больного могут обретать яркое выражение:


Пациент, страдающий тяжелым случаем фантомной боли, может указывать на давно потерянную конечность как на источник боли, а интригующий феномен опосредованной боли способен внести дополнительную путаницу. Опосредованная боль часто порождается импульсами внутренних органов, но больной может ощущать ее где угодно.


«Должен быть закон, чтобы человек знал, что можно делать, а что нельзя», — Томас Дж. Додд, американский сенатор


Боль, вызываемая новыми технологиями, стремится попасть в разряд опосредованной боли, наподобие проблем с кожей из-за аппендицита или сердца. С появлением новых технологий боль образует некую особую форму пространства, так как технологии тоже вызывают боль. Это из сферы открытого Генрихом Герцем внешнего фотоэффекта: «результат картинки будет картинкой результата».

Все новые технологии приносят культурную хандру, будто прежние разбудили фантомную боль после того как исчезли.

В сенсорных терминах кто-то может сказать, что люди вроде Чарли Чаплина или Томаса Эдисона, будучи великими мастерами, едва ли ориентировались на печать. На склоне лет Эдисон, пока еще мог видеть, перешел к шрифту Брайля, более предпочтительному, чем тот, что используется для визуального чтения. Тактильное вовлечение шрифта Брайля указывает на то, что у Эдисона имелась чувствительность, не свойственная другим. Чарли Чаплин столь глубоко разбирался в процессах своего искусства, что откровенно играл эмоции замедленно, оставляя их ускорение технике. У звукорежиссера Тони Шварца есть запись, на которой Чаплин произносит слова замедленно. Когда техника ускоряет эту пленку, звук идет на обычной скорости. Что-то похожее на эту потрясающе вовлеченную чувственную жизнь несовместимо с высокой степенью грамотности.

Литература для этого слишком специализирована. Электронная культура глобальной деревни противостоит нам с ситуацией, в которой все общества связаны посредством видимых невооруженным глазом жестикуляций, что есть не совсем речь в естественном ее виде. Т. С. Элиот, американский поэт и драматург, упоминал об


Зонд против точки зрения. Полная вовлеченность против цивилизованной отстраненности. Фотомикрография пенисного отростка блохи

этом устами и чувствами своего героя Суини:

«Я должен использовать слова, когда разговариваю с тобой».

Крайняя провинциальность наших идей о визуальности — простой пример жизни в визуальной среде. Сотворенная человеком среда всегда игнорируется им в период, когда она только создается. Когда ее сменяет другая среда, она сразу становится зримой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Прочь от реальности: Исследования по философии текста
Прочь от реальности: Исследования по философии текста

Книга русского философа, автора книг «Винни Пух и философия обыденного языка», «Морфология реальности», «Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты», посвящена междисциплинарному исследованию того, как реальное в нашей жизни соотносится с воображаемым. Автор анализирует здесь такие понятия, как текст, сюжет, реальность, реализм, травма, психоз, шизофрения. Трудно сказать, по какой специальности написана эта книга: в ней затрагиваются такие сферы, как аналитическая философия, логическая семантика, психоанализ, клиническая характерология и психиатрия, структурная поэтика, теоретическая лингвистика, семиотика, теория речевых актов. Книга является фундаментальным и во многом революционным исследованием и в то же время увлекательным интеллектуальным чтением.

Вадим Петрович Руднев , Вадим Руднев

Философия / Образование и наука