Война и мир в глобальной деревне

Комплексное мозаичное видение сделало возможным для глаза вихревое сканирование и охватило Восток и Запад:

Ибо глаз распознает все, и поэтому все направления ему доступны: они присутствуют в глазу, и их вихрь поистине всеобъемлющ. Этот глаз зрит воображаемую землю как «единую бесконечную плоскость», в отличие от зрения тленного, смертного путника, который ограничен миром Бьюлы родственными узами.

Образ вихря прекрасно очерчен в следующем, важном для понимания отрывке из Блейка:

Впервые Мильтон увидал, зря со Скалы Веков,

Смертельно бледный, снежный Альбион.Гигант всесовершенной красотыРаскинулся в оцепененье смерти:Пространство с Временем как волны громыхалиИ бились о могучую скалу.Паря над крыльях вихря, вольный духСклонил главу, и то, что было под,

вдруг стало над;Смешались вмиг вода морская с небом;Но лишь скользнул к закату зимний шарВ сиянье, ослепительном от Бьюлы,Как под раскаты грома пала тень,И Мильтон канул, в рокоте и плеске,

В бурленье мировых студеных вод.

Новое обращение к рыбе,

только что извлеченной

из воды

Тема «конца природы», вероятно, требует пояснений. К счастью, в нашем распоряжении имеется Эрнст Майр с его «Животными и эволюцией»:

...Мир, в котором нет видов, только особи, принадлежащие к единому «коннубию». Каждая особь отличается от любой другой в различной степени, и каждая особь способна спариваться с теми, которые наиболее похожи на нее. В таком мире каждая особь будет, так сказать, центром серии концентрических кругов из все большего числа особей. Каждые две особи будут скорее усредняться, чем отличаться, и производить широкий спектр генетически различных типов среди своего потомства. Теперь предположим, что одна из этих рекомбинаций особенно хорошо адаптировалась к одной из доступных ниш. Она процветает в этой нише, но когда приходит время для спаривания, этот превосходный генетический комплекс неизбежно ломается. Не существует механизма, который бы предотвратил это разрушение генетически превосходных комбинаций, и поэтому нет возможности постепенного улучшения генетических комбинаций. Значение видов теперь предельно ясно. Репродуктивная изоляция видов есть защитный механизм от поломки этой хорошо выстроенной, отлаженной системы.

Само-ампутации человека (продолжения его тела и, чаще всего, нервной системы), которые мы называем технологиями, могут быть описаны этим отрывком, если заменить в нем слово «виды». Сегодня новые виды, благодаря ускорению общения, составляют ту среду, которая раньше была ареалом. Все средства коммуникации и технологии, языки и вооружение создают новую среду или ареал, который становится пространством для новых видов и технологий. Эволюционным ареалом биологов со времен Дарвина считалась былая природа, которую мы ныне превзошли благодаря спутникам и радарам.

Биологи используют две других категории, полезные для понимания отношений между «концом природы» и будущим средств информации и технологий. Они говорят о «неродственном скрещивании» и «межродственном скрещивании». Как пишет Майр: «Большинство животных по сути скрещиваются неродственно, большинство микроорганизмов — межродственно».

Откликаясь на овации и крики: «Автора! Автора!», Дж. Б. Шоу вышел к публике после премьеры, но, расслышав неодобрительное бурчание всего одного зрителя, он сказал: «Мой дорогой друг, я совершенно согласен с вами, но что мы двое против столь многих?»

С электричеством все изменилось полностью. В настоящее время мир млекопитающих стал микроорганизменным. Глобальные индивидуальные культуры мира лингвистически и политически превратились в млекопитающих, в соответствии со старой классификацией эволюционных гипотез. Это культурный ареал, о котором мы давно привыкли думать, что люди в нем заключены; он преобразился в млекопитающее и очутился в новом макрокосме или «коннубии» сверх-земного типа. Наши технологии, или само-ампутации, и среда или ареал, которые они создают, должны стать матрицей этого макрокосмического коннубиального блаженства, осмеянного эволюционистами.