— Вальдеса не было дома в ту неделю, когда погиб Хосе, — обронила я, старательно артикулируя, чтобы до Радхи дошло каждое слово. — Мамаша отдала приказ от его имени. А он гостевал в чужом доме. И в таком, что Арриньо без лишних вопросов сразу поверил. Все выяснилось двое суток назад. Вальдес за тем и приезжал в поместье, чтобы сказать мне об этом. Ты убила невиновного.
Она застыла, глядя на меня широко открытыми блестящими глазами.
— Правда? — почти беззвучно переспросила она.
— Правда, — ответила я, легла и повернулась лицом к стенке, чтобы свет не бил в глаза.
— Проклятье… — Она помолчала. — Тогда я перед Марией в неоплатном долгу. Черт, я хотела бежать одна. Ну, с тобой, но тебе-то помощь нужна минимальная. Придется брать всех. И эту странную тетку, не оставлять же ее одну. К тому же она поможет тащить Марию, если та грохнется без чувств.
Я не ответила.
Радха шумно возилась, укладываясь спать. Затихла.
Прошло, наверное, с полчаса. Не спалось, мешали дурацкие мысли вроде той, что сын, наверное, не запомнит меня. И как хорошо, что нет Августа, а то бы я опять придумала, как зайти к нему… Что мне эти замки на двери камеры? Я их не то что шпилькой — аккуратной составной шпилькой, зашитой в застежку моего лифчика, — я их пластмассовой вилкой открою. Вот на этаже запоры уже посерьезней, но я сверну шею кому-нибудь из охраны и воспользуюсь тем, что найду на трупе. Определенно, хорошо, что Августа нет. А то опять получилась бы какая-нибудь глупость.
Радха тяжело вздохнула.
— Тоже не спишь? — спросила она в пустоту.
Я повернулась к ней лицом, подперла голову ладонью.
— Ты что-то вообще не беспокоишься, — заметила Радха. — Тебя как будто все устраивает.
— Не устраивает. Просто не вижу смысла рыпаться.
— A-а. На Даймона надеешься? — Радха ехидно засмеялась. — На твоем месте я бы не надеялась. Даймона заботит только собственная шкура. Он всегда таким был. Если ему выгодно продать тебя — продаст и задумается лишь над тем, не продешевил ли он. И грохнет он тебя, не колеблясь. Если хорошо относится — грохнет быстро и без мучений. Только и всего.
— Я знаю.
— А чего тогда? Надеешься дернуть на перевозке? Даймон отлично знает, когда бежать удобно. У нас единственный шанс — ломиться, когда это заведомо неудобно.
— Я не побегу.
— Почему?
— Потому что у меня крохотный ребенок. И тот же Даймон доберется до него раньше, чем я. Пусть лучше я буду заложницей. В конце концов, я хоть немного пожила. И со мной не связано столько надежд других людей. Его вырастят и без меня. А вот как я смогу жить без него — большой вопрос.
— Понятно, — пробормотала Радха обреченно. — Ладно, как хочешь. Я все-таки попробую дернуть завтра. Надеюсь, ты не помешаешь.
— Физически не смогу, — согласилась я. — Нас повезут в лучшем случае в наручниках, если не в клетках. Я бы повезла в клетках. Причем в раздельных. Причем в очень тесных клетках, где можно только сидеть, согнувшись в три погибели.
Радха дернула бровью:
— Мадам знает толк в извращениях.
— Чай, за князя замуж сходила, не за конюха, — парировала я.
Не знаю, что такого смешного нашла Радха в моих словах, но хохотала она до слез.
Если верить тому, что мы пережили утром, Павлов сходил замуж даже не за князя, а за шанхайского императора.
Нас разбудили, дали воды умыться и оправиться, принесли завтрак. Радха съехидничала, мол, перед смертью кормить не стоит — есть шанс, что в момент гибели организм испачкает одежду. А шмотки на нас все-таки казенные, за них отчитываться нужно. Я напомнила, что опытные палачи заставляют жертв раздеваться догола. Радха заявила, что от нее этого точно не дождутся. А я ответила, что шмотки в любом случае испортятся — от пули. Конечно, если нас не вздернут. Но чисто технически повесить сразу четверых женщин, из которых две — кадровые офицеры разведки, а одна — сержант контрразведки, — в высшей степени затруднительно. А ведь нас наверняка будет больше. Не оставят же в живых Августа и Криса. Инквизитора первого класса, способного уговорить охрану раскаяться в грехах своих, не отходя от эшафота, и капитана штурмовой пехоты с соответствующей физической подготовкой. Так что нас, скорей всего, очень быстро и деловито перестреляют. Иначе мы сами вздернем палачей, даже если нас свяжут по рукам и ногам, даже если их будет вдесятеро больше. Радха согласилась. И добавила, что это вообще не наша забота — беречь казенное барахло.
После завтрака нам принесли уличную одежду. Мужское нижнее белье, носки по колено, хлопчатобумажные штаны и куртки. Все — пехотное. А вот ботинки штатские, на липких застежках. У меня с размером не угадали, моя небольшая нога болталась в ботинке, как в ведре. Радхе обувь пришлась впору.
— Черт, — пожаловалась она, — я надеялась, вернут наше шмотье.
— Ну да, они такие идиоты, чтоб вернуть разведчице ее одежду, — ядовито ответила я.
— У тебя что-нибудь было?
— В одежде? Нет. Шпилька в подошве ботинка.
— А у меня была гаррота в шве по подолу куртки. Без рукояток, само собой, просто с петельками на концах. Удобнейшая вещь.