«Ни Ясень, ни Серый тогда ещё не родились, не могла же я спросить об их судьбе?! — горевала Лена. — Знаю, знаю, вы, мужчины, не верите, но мне точно известно: Оракул видит будущее, важно только правильно задать вопрос. Но что теперь говорить, я использовала свой шанс, и не узнаю, что случилось с моим мальчиком!» — закончила она. И всхлипывала по ту сторону экрана.
Валевский понял намёк. Мрачный от тяжёлых мыслей, взглянул на часы и с досадой заметил, что безнадёжно опаздывает на тренировку.
Подумал: «О, кальмары мне братья, надо бы взять пару выходных и отдохнуть как следует!»
Он зашагал к дому.
Пожелтевшие листья опадали с лиан и ложились под ноги. Чей-то малыш сорвал с гибкой плети алые ягоды, и, наигравшись, бросил. Теперь они, раздавленные, живописным пятном краснели на кремовой полоске тротуара.
Из ближайшей двери прихрамывая вышел немолодой мужчина. Разложил на плитках крупные плоские штуковины в форме перевёрнутых блюдец. Пощёлкав пультом, отправил роботов наводить порядок: собирать листву и протирать дорожку.
Одно блюдце обиженно пискнуло, не трогаясь с места, оно хотело отвертеться от работы. Программисты рифов резвились вовсю, награждая бытовую технику индивидуальным характером. Новомодное мнение утверждало: любые отношения, даже между человеком и техникой, должны быть сотрудничеством, а не электронным диктатом.
Старик, кряхтя, наклонился к блюдцу, погладил его по выпуклому верху. Блюдце радостно подпрыгнуло и бросилось догонять свою команду.
Человек переглянулся с Валевским, тот кивнул понимающе. Человек пожал плечами, развёл руками: «Что ж!» — и, подволакивая ногу, скрылся в здании.
На экране уличного о-визора супружеская пара с пылесосом на коленях рекламировала маленького друга и помощника, их пылесос вполне натурально и к месту издавал вздохи удовольствия. Такие сюжеты стали привычными. Пресса сообщала о случаях отказа такси вести пассажиров, не расположенных рассказать машине хоть немного о том, как прошли выходные.
«Надеюсь, не дойдёт до того, что начнут капризничать омега-тэ, размечтавшиеся порезвиться в кампании кашалотов?» — подумал Валевский.
Ему не хватало общества инсуба, но Полосат Счастливый снова был на попечении Валевского и, значит, в ближайшие сутки ждать друга не приходилось.
Из головы не шёл пропавший племянник, заплаканная сестра, война на поверхности…
Не в силах оставаться в четырёх стенах, аналитик решительно подхватил беспечного Полосата, помешав тому вдохновенно вылизывать розовым языком рыжие лапы. Затолкал в корзинку, туда же положил запас корма для кити и, выбирая между гостиницей для животных и соседями, шагнул на порог квартиры старых супругов с просьбой позаботиться о маленьком толстяке до его возвращения.
Сеанс у Оракула может длиться от одного часа и до бесконечности. В рифах много шутят на эту тему.
Оракула почитают, в особую силу предсказаний Оракула верят посетившие его, и эта вера — одна из немногих, владеющих умами подводников. Отдельные люди утверждают, что помнят все слова Оракула. Но большинство не помнит и малой части: срабатывает эффект сновидения, когда с пробуждением всё пригрезившееся забывается. Несмотря на такие смутные вводные, все вопрошавшие возвращаются с уверенностью, что Оракул повлиял на их жизнь, а откровения Оракула просветлили…
Странно, как мало нужно людям для веры: всего-то электронная база данных за двести лет существования Колоний, умеющая слушать бред взъерошенного клиента. И отвечать, причём, весьма туманно, — уж в этой части слухи не врут.
Главное правило, которое передаётся из уст в уста: самый важный вопрос задавать сразу. Тогда есть шанс запомнить ответ или даже напутствие Оракула. Все следующие вопросы человек задаёт уже в полусонном состоянии, следуя странной инструкции рядом со входом в «Жемчужину мира». Считается, ответы остаются в подсознании, подспудно влияя на решения человека. Невозможно ни проверить, ни опровергнуть это — налицо новая религия, придуманная для своих нужд самым интеллектуальным обществом, когда-либо населявшим планету.
Валевский, поминая всех кальмаров и недовольный собой, проследовал через совершенно тёмный зал, подсвеченный лишь бегущими по твёрдому гладком полу цветными сполохами, указующими путь искателю истины.
«Небось, хвалёный Дом Оракула занимает всего-навсего один из внешних тоннелей в оболочке рифа, — думал он. — Таких тоннелей — сотни километров, самое дешёвое и невостребованное пространство, потому как внешнее, и годно разве что для баз утилизации…»
…И выпал из темноты в океан света, и завис, ничего не касаясь, в лучезарной пустоте.
Он не знает, сколько висел, нежась в ласковом тепле, не чувствуя ни верха, ни низа. Не хотелось выходить из состояния покоя и безмятежности. Но вот зазвучал женский голос, заботливый и спокойный, совсем не электронный, живой, — Валевский был уверен, что слышит дыхание, сопровождающее человеческую речь. Где-то рядом и вокруг ритмично билось что-то, словно сокращалось, пульсируя, большое сердце.
Как мать говорит младенцу, — заботливо и нежно, — голос сказал: