Воинство ангелов

— Послушайте, — сказал он, — вас обманывали. Я знаю это точно, потому что Майлс врать не может. Отец ваш прелюбодействовал в Цинциннати с некой Мюллер, жил с ней при живом муже и…

— Он умер, умер! — вскричала я, думая о моем отце и его смерти.

Сет, однако, решил, что я имею в виду мистера Мюллера, как бы желая смягчить этим вину отца.

— Нет, — возразил он, — он жив! И находится в тюрьме, в тюрьме штата. Осужден за растрату, и, по общему мнению, к растрате этой причастен и ваш отец, предававшийся любострастию с женой…

Ужас этих слов переполнил чашу. Выносить дольше было сверх моих сил.

— Ах, — воскликнула я, — он умер! Мой отец умер! А вы — вы всегда ненавидели его! Да, да! Ненавидели! — Я впилась глазами в его лицо. — Ненавижу вас! — произнесла я спокойно и холодно. — И видеть вас больше не хочу!

И я бросилась вон по гулкому вестибюлю в пасмурную слякоть к дому Терпинов. Там в своей комнате я побросала в дорожный сундучок кое-какие вещи и быстро, с лихорадочной поспешностью, но совершенно без слез приготовилась ехать в Кентукки. Уже направившись к двери, я вдруг увидела посаженную на секретер бедную мою Бу-Бьюлу. Метнувшись к ней, я схватила ее и принялась целовать, целовать еще и еще.

Бедная Бу-Бьюла, ничего-то у меня не осталось, кроме нее!

В Данвилле я сошла с платформы уже после полудня. В гостинице я спросила, как добраться в Старвуд. Человек, к которому я обратилась, с любопытством поглядел на меня и решился сообщить мне, что мистер Старр скончался.

— Но все же как мне добраться до Старвуда? — повторила я свой вопрос.

— Мэм, — отвечал он, — вы, конечно, можете попытаться нанять пролетку, но вы опоздаете. Хоронят сегодня днем.

В конторе извозчичьего дома, грязной берлоге, возле заплеванной табачной жвачкой загаженной печурки с потрескавшимися изразцами я нашла пожилого мужчину, по виду хозяина, извозчика-негра, сидевшего на корточках возле огня, и человека, похожего на состоятельного местного жителя, тоже не первой молодости. Я изложила свою просьбу.

Не говоря ни слова, хозяин взглянул на большие, висевшие на кожаном ремешке часы и покачал головой.

— Небось, уж первую горсть земли бросили, а если не бросили, то вот-вот бросят.

— Но мне надо непременно там быть, — настаивала я.

Пожилой и состоятельный, внимательно меня разглядывавший, чуть подался вперед:

— Думаю, мисс, что юная леди в вашем положении заслуживает участия и помощи. Вот мистер Сойер как раз здесь. Я уверен, что он не откажется вас отвезти.

— Это встанет вам в доллар, — заметил мистер Сойер.

— А вы, мисс, — пожилой и состоятельный вежливо поднялся, — я право, не из пустого любопытства, я из сострадания интересуюсь: кем вы приходитесь покойному, что так на похороны рветесь?

— Он мой отец, — сказала я, — и пожалуйста, пожалуйста, поскорее!

— Это станет вам в доллар, — повторил мистер Сойер.

Быстрым движением открыв сумочку, я стала совать ему деньги, приговаривая:

— Вот, пожалуйста… пожалуйста!

— Запряги-ка Помпея, — приказал негру хозяин.

Тот с ужасающей неспешностью распрямился во весь свой огромный рост и вразвалку направился в соседнее помещение.

— Пошевеливайся! — рявкнул состоятельный господин и огрел палкой вихляющуюся поджарую задницу извозчика.

— Ради Бога, скорее! — взмолилась я, обращаясь ко всем сразу.

— Помпей — мерин добрый и резвый, — успокоил меня хозяин и тут же, во внезапном приступе педантизма, поправился: — Когда дает себя запрячь.

Подойдя ко мне, состоятельный господин сказал:

— Счастлив познакомиться с вами, мисс… — Он на секунду запнулся, — … мисс Старр! — Господин поклонился и снова поправился: — Даже при столь грустных обстоятельствах.

Доллар и мое непрестанное понукание сделали свое дело: негр все же выжал из Помпея приличную скорость и доставил меня в Старвуд. Под пасмурным небом раскинулась знакомая картина: аллеи голых деревьев, холмистые луга, кое-где еще сохранившие свою зелень, каменные ограды и живые изгороди. После всех лет разлуки — семь лет я не была здесь — картина эта переполнила сердце странным чувством: смесью мучительной тоски и какой-то отрешенности. Дома… я возвращаюсь домой… Старвуд теперь принадлежит мне, но принадлежу ли я Старвуду?

Когда мы проезжали поворот на подъездную аллею, я вытянула шею, силясь разглядеть место моих детских игр — полянку возле можжевеловых зарослей. Там было пусто, ни единого человека. Я испугалась, что похороны кончились и все разошлись. Отчетливо промелькнула бедная могилка моей матери — серый каменный квадратик на мшистом дерне, и тут же я испытала облегчение: все в порядке, никаких похорон нет и не было, известие это — просто злая шутка или дурной сон.

Но дальше, на кладбище, под серым пасмурным небом… я увидела группу людей в темном, и первым моим побуждением был не новый всплеск отчаяния, а желание крикнуть: «Нет! Нет! Вы не то место выбрали! Надо там, где можжевельник!» Потому что там лежала мама. А лежала она там, как говорил отец, чтобы быть ближе к дому и к нему! Значит, хоронить его надо рядом с ней!