Воины снегов

Воцарилось молчание — присутствующие пытались осмыслить услышанное. Первым это сделал, конечно, Чаяк:

— Э-э... М-м-м... Но ведь все говорят, что люди Кытмака пасут чужих оленей. Стадо принадлежит менгитам. Разве нет?

— Ты испугался менгитов? — насмешливо вскинул бровь мавчувен. — Мне показалось, что совсем недавно кто-то собирался им мстить. Наверное, я неправильно понял чужие слова, наверное, ты просто...

— Заткнись, волчий помёт! — вскинулся Чаяк. — Я не боюсь менгитов! Я убивал их! Но вот другие...

— Что-о-о?! — Присутствующие отреагировали дружно и однозначно. И без того тёмные лица побурели от прилива крови: — Что ты хочешь сказать?!

— Я? Кхе... Гмы... — изобразил смущение Чаяк. — Я хочу сказать, что некоторые из нас уже утолили свою жажду крови, уже насытились добычей и хотят домой.

— Кто?? — не отставал народ. — Кто насытился?! Назови! Покажи пальцем!!

— Да нет, — опустил глаза Чаяк, — я пошутил... Ну, просто подумал, вдруг кто-нибудь не захочет сражаться с менгитами, ведь они демоны...

Доблестный купец и воин лихорадочно соображал, как с честью выйти из положения, в которое сам же себя поставил. И сообразил:

— Конечно, мы возьмём у менгитов оленей! Но они, наверное, захотят вернуть их... Нам придётся сражаться с ними. О, да! Я буду «кивающим»!

— Ты?! — вполне предсказуемо возмутился Рычкын. — А почему именно ты?! Разве я не сражался с русскими?!

Начался шумный «базар», грозивший перерасти в ссору — для серьёзного дела нужен один руководитель, а «сильные» люди терпеть не могут подчиняться кому-либо. Когда стало ясно, что драки всё-таки не будет, Кирилл потихоньку подобрался к Мхатью, о котором присутствующие на время забыли. Для обращения он выбрал самую уважительную форму, используемую таучинами:

— Скажи мне, «великий воин», почему ты здесь? Какая обида жжёт твоё сердце?

— Было мало оленей, совсем мало... — после паузы тихо проговорил мавчувен. — Дрался за них, убивал, не отдыхал никогда, мало ел, мало спал. Стало много оленей. Сыновья выросли — все сильные. Дал им оленей — у всех одежда, у всех мясо. Внуки родились. Были внуки...

Менгиты пришли. Оленей взяли. Совсем мало осталось — те, кого в тундру увести смог. Трёх сыновей убили. Один только сын остался — у него жену взяли, оленей взяли, детей убили...

Любимца запряг и поехал к Кытмаку. Отдай, говорю, моих оленей — не твои они. Моих и таучины не взяли, отдай! Он рассмеялся только. Сказал: «Не твои они больше! Русскому царю теперь всё принадлежит, а он — мой друг! Ничего не отдам, уходи, пока жив!» Ушёл...

«Получается, что этот человек, начав с нуля, сумел создать большой и, по местным меркам, благополучный клан оленеводов, — осмысливал услышанное Кирилл. — Наверное, он собирался встретить старость в покое и сытости, но в одночасье лишился всего. Конечно, теперь он...» Додумать учёный не успел, потому что спорщики рядом стали слишком громко и часто повторять его имя. Примерно через полчаса стало ясно, кто именно возглавит «армию» в предстоящей схватке с менгитами, чья кандидатура никого не обидит, не заставит чувствовать себя униженным больше других. Возражать Кирилл не стал, поскольку понимал, что будет только хуже.

Впрочем, выражение «будет только хуже» он использовал для успокоения самого себя — своей совести, в разноречивых позывах которой давно запутался. На самом же деле он испытал какое-то извращённое, мазохистское удовлетворение: «Сплав по течению кончился — мне дали вёсла. Уничтожить подонков, стереть с лица земли эту мразь!» Нужные слова как бы сами собой возникли в мозгу и выстроились фразами — тяжёлыми, страшными, правильными. Не слушать их, не принимать их было нельзя.

— Я не просил избирать меня главным воином. Этого захотели вы — все. Вы захотели поставить над собой одержимого Ньхутьяга. Так?

— Да, это так!

— Пока не кончится эта война, для каждого из вас моё слово будет важнее, чем собственные желания, чем советы друзей. Для каждого! Так?

— Да, это так!

— И для тебя? — наугад ткнул пальцем будущий полководец. — Произнеси своё имя, чтобы его услышали ныне живущие и духи их предков. Произнеси и скажи, что в этой войне ты будешь действовать по моему слову! И пусть так сделает каждый! После этого любой из вас, нарушивший клятву, станет врагом мне — и всем остальным. Так?

Народ тихо загомонил: требование было необычно жёстким, но резонным и, в целом, за рамки воинских традиций не выламывалось.

— Да, мы сделаем так!

— Тогда я согласен, — заявил бывший аспирант.

Глава 13

БИТВА