Воины Солнца и Грома

– Скольких врагов вы убили, прежде чем вас удалось связать? Ни одного? Небось заглянули от нечего делать в бурдюк с вином?

– Не гневайся на них, багадур, – сказал Хиранья. – Видно, светлые боги хотят, чтобы между нами и этими крестьянами не было крови. – Низенький маг обернулся к толпе и возвысил голос: – Слышите, жители Мохра-Мораду? Вы люди, а не ракшасы, не пишачи и не веталы, чтобы мы сражались с вами.

– Кстати, почему вы отвели пленных и коней к себе в село, а не в ашрам? – спросил Шиваджит.

– Так велел саньясин Шивасена. Ему виднее, – развел руками староста.

– Видно, он не надеялся на моих стражников, – сказал Вишвамитра.

– Или хотел стравить нас с вами! – Ардагаст выступил вперед. – Жители Мохра-Мораду! Пойдем вместе с нами в ашрам и разорим это гнездо демонов и колдунов!

Толпа попятилась, испуганно зашумела, кое-кто начал разбегаться.

– Не губи нас, храбрый воин! – замахал руками староста. – Шива Ужасающий может покарать нас за одно то, что мы слышали такие речи.

– Вот царевич Вима Кадфиз. Его предок победил самого Шиву.

– Разве нам, бедным крестьянам, вмешиваться в распри богов и царей? Уезжайте скорее, ведь люди царя Шивадасы наверняка уже ищут вас. Если мы не будем знать, куда вы уехали, никто и не сможет на вас донести.

– А если донесет – я подниму на вас весь лес, и тогда лучше бросайте село и бегите! – сказал карлик-якша. Один из его сыновей ловко подбросил и поймал свою дубину, а тигр взревел, оскалив клыки.

– Пошли с нами. Передохнете у меня в лесу, – тихо сказал Вишабха Виме.

Царевич облегченно вытер лоб, Подвигов с него было уже достаточно, и он мечтал только выспаться перед далекой скачкой.

* * *

Монахи-убийцы доложили о своей неудаче не новоявленному царю и не жрецу Шивы, а своему настоятелю. Он тоже не спешил признаваться в неудаче Шиваракшиту, а тот – Стратону. Только днем царь узнал о бегстве сестры и спасении Михримах. Гневаться на своего гуру он, конечно, не посмел. Но тут же разослал конные отряды – искать беглецов и грозить жестокими карами тем, кто посмеет их укрыть.

А беглецы тем временем расположились на тенистой поляне в глубине леса. Вима привалился широкой спиной к мощному стволу баньяна. К его плечу доверчиво прижалась Лаодика. Михримах, помедлив, села рядом и не стала противиться, когда царевич обнял и ее. Царевны переглянулись, и в их взглядах не было и тени соперничества.

– Ты, Михримах, будешь главной женой. Ведь у тебя царство, а у меня ничего нет, – сказала гречанка.

– Вы мне нужны и без ваших царств. – Вима прижал к себе обеих девушек и бросил торжествующий взгляд на Ардагаста: видишь, меня любят не только покорные рабыни.

Росич усмехнулся – мол, каждому свое – и погладил длинные темные волосы тохарки. Та уже успела снять кольчугу, смыть пот в ручье, сменила кожаную рубаху на полотняную и теперь почесывала за ухом тихо урчавшего полосатого зверя.

А узкоглазый маг Хиранья сидел неподвижно, скрестив ноги и словно ничего не видя вокруг. Поток его мысли стремился через леса, реки и горы на юго-восток, где на горе с крутыми склонами возвышался над долиной Ганга великий ашрам Солнца. Там его мысль ждала дружественная мысль того, кого индийцы звали Царем-Лекарем, а греки – Иархом, царем мудрецов.

* * *

Повесть дочитали уже на следующий день, после утренней службы и завтрака. Лютобор отложил книгу и отхлебнул прохладного узвара из сушеных яблок. Читал он лучше перса: легко, выразительно, с глубоким чувством, будто святую книгу. Заметив восхищенные взгляды дружинников и даже монахов, Хрисанф нахмурился и строго произнес:

– Хоть и мудры индийцы, а коснеют во тьме идольской и поныне. Сам апостол Фома лишь немногих из них просветить сумел.

– Их же счастье, что не жгут своих святых книг. И помнят всех отеческих богов, и мудрецов, и древних могутов. И не шлют индийцам ни митрополитами, ни епископами греков вроде Леонтия Ростовского, – сказал Лютобор.

Заступаться за придирчивого и сурового владыку Хрисанф не стал. Мелетий же перевел речь на иное:

– И еще вам наука из повести сей: како потрясаются царства от прелести женской.

– Уж из-за твоей-то попадьи никто княжества не потрясет, – хохотнул какой-то бойкий на язык дружинник.

– Я, если надо, потрясу, – сурово взглянул на него Мелетий. – Кабы не добралась Настя моя до митрополита, гнить бы мне в оковах, за ересь будто бы. А вся ересь была, что хотел житие Аполлония Тианского, коего язычники Христу уподобляли, переписать вместе с опровержением Евсевия Кесарийского.

– Ну теперь-то тебе, сокрушителю идолов, многое прощается, – подмигнул Щепила.

– А все же дивно, братие, – задумчиво сказал Хрисанф. – Одни язычники Сатане молились и дела его творили, другие же бесов и слуг их бесстрашно поборали. Только благого Бога видели в Солнце и звали его Кришной там, Михром, Даждьбогом…

– Вот-вот, тварь с Творцом путали, – проворчал Мелетий.

– Так ведь и в Писании Спаситель зовется Солнцем Правды.