Вокруг себя был никто

Черная ночью, она краснела с появлением голубого сияния за горизонтом, когда небо начинало приобретать перламутровый оттенок, подобный чешуе только что вытащенной из моря рыбы. Несколько минут вершина была совершенно красной, затем, когда первые лучи выскальзывали из-под горизонта, она желтела, а выбоины между старыми камнями наливались чернотой. С появлением краешка солнечного диска красный цвет исчезал, желтизна коричневела, затем чернела, и когда восход полностью освещал башню, она приобретала свой естественный, черно-коричневый, с бурыми проплешинами, вид. Я садился на велосипед и ехал домой – завтракать.

Да, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь, не настоящий, как в Одессе, а игрушечный, приличествующий скорее сентябрю. С годами я привык и страдаю теперь от холода даже когда на улице плюс пять, но та зима вызывала у меня только снисходительную улыбку.

Над Реховотом прокатилась буря. Ветер завывал за окнами, кроны деревьев колыхались, словно стада взъерошенных волн. Мне пришлось остаться дома, но на следующую ночь я обнаружил в саду многочисленные изменения. Часть ограды рухнула, некоторые деревья вырвало с корнем, другие потеряли большую часть ветвей. Пробираясь по тропкам, засыпанным листьями и сучками, я наткнулся на собаку. В зубах она держала кусочек какой-то падали и, завидев меня, злобно оскалилась.

– Успокойся, мне не нужна твоя еда, – сказал я собаке, но та, не поверив, продолжала рычать.

Я отвернулся и пошел в другую сторону, а собака метнулась к поваленному дереву и исчезла между корней.

Пойдя еще несколько метров, я сообразил, что исчезать ей, собственно, некуда: кроме нескольких кустиков чертополоха возле бесстыдно вывороченных из земли корней, вокруг было пусто.

Заинтересовавшись я вернулся, и, подойдя вплотную к дереву, замер: из черной дыры в земле исходил отчетливый запах подземелья.

К тому времени я еще не стал специалистом по истории реховотской крепости, кроме общей информации о «железной кровати» и связанных с ней чудесах я ничего не знал. В среде учеников нашей школы то и дело возникали разговоры, но тема не пользовалась популярностью среди психометристов. Такое отношение к ней определил Главный Мастер Х., ведь именно он, в знаменитом разговоре с Бен-Гурионом, потребовал замуровать все входы в подземелье и настоял на полном запрете исследований и раскопок.

Наверное, настоящий психометрист в такой ситуации прошел бы мимо подземелья, как проходят мимо прочих соблазнов, но я был испорчен художественной литературой – прочитанные небылицы бродили в моем организме, словно вирусы, бередя кровь и будоража воображение.

Спускаться вниз ночью я не решился, поэтому замаскировал вход обломанными ветвями и поспешил домой. Вооружившись лопаткой, фонарем и топориком я вернулся в сад на рассвете и немедленно устремился за приключениями.

Спустившись в дыру, я обнаружил, что корни упавшего дерева вывернули несколько камней из верхней части подземного хода. Дожди успели намочить только небольшую часть пола, прямо под дырой, а дальше, насколько доставал фонарик, простирался сухой коридор, облицованный плитами из обтесанного базальта. Коридор уходил в обе стороны, и я, не раздумывая, устремился в ту, где когда-то располагалась реховотская крепость.

Спустя несколько минут пятно дневного света скрылось из виду, и наступила тишина, плотно закладывающая уши. Страха я не испытывал, психометрист вышедший на мой тогдашний уровень, уже умеет распознавать опасность задолго до ее объективации. В подземелье было безопасно, судя по полю, тут уже много десятков лет не ступала нога человека.

Через десять минут ход закончился, и я оказался в большой пещере, абсолютно пустой. Потолок и стены покрывала копоть – следы пожара, уничтожившего крепость. Под копотью проступали вырубленные в камне рисунки, но разбирать, что они изображают, я не стал.

После недолгих поисков, я обнаружил лаз в углу пещеры и, основательно испачкавшись, переполз в соседнюю. В отличие от предыдущей, она представляла собой не вырубленное в скале помещение, а каземат, сложенный из огромных блоков.

С бьющимся сердцем я снова нырнул в лаз и переполз в третью пещеру. Железная кровать была рядом, я это чувствовал, я был уверен и не ошибся. Правда, до нее мне пришлось преодолеть еще с десяток казематов, как следует поработать лопаткой, расширяя лазы и до крови ободрать локти и колени.

Вот она – в точности, как описывали в рассказах. Металл по внешнему виду напоминал нержавеющую сталь. Спинки украшал затейливый узор из виноградных листьев, вперемежку с головами баранов. Кровать покрывал толстый слой пыли, я сдул, счистил ее, как мог, и улегся.

Зачем я это сделал? Тогда мне казалось, будто кровать, словно трамплин, подбросит меня к самому концу пути, поможет проскочить годы ученичества. Но я ошибся.

Прошло полчаса, или час, или три – время исчезло. Я не спал, уснуть в такой обстановке оказалось невозможным, но странные мысли клубились в моей голове.