– Допустим. Проверить трудно, но крючки ты закинул ловко. Тогда слушай дальше.
С тобой хоть поговорить можно, а вокруг меня тундра, тайга зеленая, двух слов перекинуть не с кем. Разговоры как зашибить и на что распустить. Не спорю, это интересно, но иногда хочется другого. Завеса, говоришь, утонченная… Может, и завеса. Да главный разговор не об этом.
В газетах пишут про «советского человека», определения подыскивают, научно, так сказать вычисляют. А я его на своей шкуре почувствовал, на личных бабках.
У нас как получилось – долг перед властью, государством выше долга перед человеком, выше семьи, выше дружбы. А за нее, понимаешь, и умереть совсем не страшно, раньше думай о Родине, а потом о себе. И прочий набор лозунгов осевших на мозги. Варишь кашу с деловым партнером, варишь, варишь, все путем, все на кассу, но как только его перестает устраивать бизнес с тобой, он тут же разворачивается, и был таков. Никаких обязательств, никакого стыда: потому как раньше о Родине, потом о себе, а обо всех остальных в последнюю очередь. Мышление такое воспитали, культуру построили. Теперь понимаешь, почему мне и не хватает родственников, людей, с которыми ты навсегда завязан общей кровью?
«Н-да, этому преуспевающему бизнесмену, как видно, приходится несладко. Особо утешать его я не намерен, в конце концов, каждый выбирает свою дорогу и платит свою цену. Перед Филькой, с его генофондом и родственниками, были открыты любые возможности. Стоило ему только захотеть, протянуть руку, как психометрия развернулась бы перед ним, словно скатерть-самобранка. Но Филька предпочел другие столы и другие яства».
Приободренный моим сочувственным молчанием и одобряющими покачиваниями головы Филька внезапно сменил тему. За время разговора он и сам изменился: исчез жесткий лоск деловара, испарилась жлобская лексика. Передо мной сидел почти нормальный человек, почти нормально толкующий о серьезных вещах.
И все-таки, мне сильно мешали Филькины деньги. Богатство и духовное путешествие – плохо совмещаемые понятия. Старая психометристская поговорка гласит: если хочешь знать, что Космос думает о деньгах, посмотри на тех, кому он их дал.
– Мысли ко мне приходят странные, – продолжил Филька, – о смысле жизни, о душе, о предназначении человека. Вообще, человек мне представляется небольшой ареной, площадкой, на которой действуют три силы: стремление к добру, жажда удовольствий и сила обстоятельств. Мы, как пирамида, с трех сторон одинаково открыты влиянию трех сил. Психометрия твоя об этом говорит?
– Об этом, Филя, целые библиотеки написаны. Ты почти правильно описываешь картину, с той лишь разницей, что сил не три, а две. Обстоятельства – не самостоятельная сила, а функция внутреннего настроя. Ну, да ладно, я ведь тебя пришел послушать, а не сам говорить.
– Случай со мной произошел прошлым летом. Забавный случай, нетипичный. Отдыхал я в Дубровнике, вместе с двумя ребятками. Ну, три пары нашего круга. Красивые места, щедрые и дешевые. Два дня мы из гостиницы не выходили, отсыпались да загорали на гостиничном пляже, а потом кататься начали. На джипах, на лошадях, катер взяли, прогулка вдоль побережья.
Берега там дикие, горы, поросшие лесом, спускаются прямо к берегу. Вода лазурная, прозрачная, видно, как рыба ходит. Полно скал, катер между ними, будто заяц петляет. Вдруг на одной скале заметил я развалины. Старые камни, почернели от времени. И так мне туда захотелось, хоть бросайся в воду и плыви.
– Поворачивай, – говорю чичероне. – Рули к скале.
Он туда-сюда, не предусмотрено, да и ребята упрямятся: на черта тебе эти камни? А я, как вол, хочу – и все.
Короче – поехали. Там пристань небольшая оказалась, ступени, зелеными водорослями поросшие. На скале развалины башни. Чичероне говорит, в ней маяк когда-то был, пару веков назад. Американцы его по ошибке разрушили, когда Сербию бомбили.
В общем, соскочил я на скалу и к башне. Залез на самый верх, глянул на залив и все, прилип. Не могу с места сойти.
– Хочу тут ночевать, – говорю ребятам. – Воды мне оставьте и перекусон какой-никакой, а завтра поутру заберите.
Да ты что, какой шум поднялся! Бабель моя тоже ни в какую. Но ничего, уговорил. Глянул лишь на мобильник, что прием есть, ежели чего, могу позвонить, взял провиант и – к башне.
Просидел я на ней до самого восхода. Вокруг ни души, только я и вечность. Не пил, не ел, лишь смотрел и слушал. Как море синеет, зеленеет, чернеет, как чайки кричат, как солнце садится. На луну смотрел, на звезды, на небо. А часа через три впал в какое-то забытье: вроде сплю, но все вижу. Не сплю, но сны снятся забавные.
Приснилось мне, будто превратился я в башню, ту самую, на которой сижу. И все мироздание крутится вокруг меня: море, звезды, солнце, луна. Камни изнутри теплыми оказались, с душой. Греют, слова всякие нашептывают. А звезды свое твердят, и солнце – свое, и луна – свое. Короче, каждый башней завладеть хочет. И длится эта битва давным-давно, сколько я стою на островке.