Однако в конце января три события разрушили этот план. На «Оттере», стоявшем в ангаре в Фарнборо, обнаружилось повреждение элерона [41]
. У Джерри Никольсона начались сильные боли в брюшной полости, был поставлен диагноз — грыжа. Однажды вечером у меня изо рта выпало ползуба, за ним на следующее утро последовала половина соседнего. Дупла были черными, нервы оголены.Еженедельно летавший по маршруту Туле — Алерт «Геркулес» улетал в то январское утро и должен был вернуться в Алерт 9 февраля, то есть за
три дня до прибытия нашего «Оттера», поэтому я сел на него, чтобы посетить молодого дантиста в Туле. Дантист провозился с моим ртом полтора часа и поставил два новых вставных зуба.
Пока я дожидался обратного рейса на «Геркулесе», полковник американской армии показал мне центр обнаружения ракет.
«Многое пришлось свернуть из-за теплой погоды, — сказал он, — обычно здесь у нас хорошая ледовая дорога через залив, чтобы избежать объезда. Но в этом году толщина льда всего метр, вместо обычных двух — двух с половиной. Вот и нет дороги. Обычно уже в октябре залив замерзает. Этой зимой лед начал устанавливаться лишь в последних числах ноября».
Во время обратного полета в Алерт штурман разрешил мне посидеть рядом с ним в кабине и показал мне поверхность океана неподалеку от побережья.
«Вон те большие тени, — кричал он мне в ухо, — либо открытая вода, либо совсем молодой лед!»
Я проглотил неприятную новость и кисло улыбнулся в ответ.
Теперь Карл информировал нас, что сможет прибыть в Алерт не ранее 15 числа и привезет Симона вместо заболевшего Джерри. Вместо того чтобы ждать еще пять суток, я решил стартовать в пределах двух суток, как только мы загрузим и упакуем нарты. Испытания «со всем грузом», которые я провел на следующий день, показали, что груз был слишком велик, поэтому наступила отсрочка до 13-го. Запись из моего дневника в тот день:
В ночь накануне нашего отправления прибыла радиограмма от Уолли Херберта. Она была в форме стихотворения:
Я оставил Джинни солидный список поручений для Симона, приложив записку, в которой говорилось, что если что-нибудь случится с нами, тогда ему и Дэвиду Мейсону предстоит продолжить наш путь из той точки, где мы оставили дело. Как обычно, Симона ждала совместная работа с Джинни, а Дэвид, когда прибудет, будет обслуживать базу во фьорде Танкуэри.
Было ясное небо, когда мы с Чарли покинули Алерт, чтобы пересечь Ледовитый океан через Северный полюс. Мы ехали на открытых, тяжело загруженных мотонартах, за каждым из которых тянулись нарты с 270 килограммами лагерного снаряжения, горючего, запчастей и прочего оборудования. Термометр показывал -45°, а преобладающий ветер фактически доводил температуру до -90 °C, поэтому мы закутались так, чтобы использовать все возможности нашего нартового обмундирования. Примерно через четыре часа, вскоре после полудня, должно было стать достаточно светло для того, чтобы человек, наделенный здравым смыслом и опытом, мог безопасно путешествовать. Начальник лагеря и шестеро его подчиненных вышли, чтобы проводить нас — их ручные фонарики высвечивали темноту в облачках пара, валившего у них изо ртов. Они отнеслись к нам очень хорошо.
Я коротко попрощался с Джинни. Мы провели с ней предыдущую ночь в хижине, стараясь вытравить из памяти реальность. Многие годы мы считали, что так лучше. Щемящая боль разлуки ощущалась еще сильней, чем в Антарктиде, потому что мы оба знали, что наши подвиги на юге могут показаться прогулкой по цветущему саду в сравнении с тем, что ожидало нас впереди.
Когда я подтолкнул свои мотонарты, чтобы двинуться прочь из круга света у хижин, то успел заметить, как Джинни наклонилась к собакам и взглянула в коридор темноты, в котором я исчез. Я не расставался с этим воспоминанием, как с фотографией, я был как белка, которая хранит последний орех, припасенный на зиму.