Волчанский крест

В местечках, подобных Волчанке, слухи распространяются если не со скоростью света, то уж со скоростью звука наверняка. Поэтому, явившись в этот день на работу, Николай Гаврилович Субботин был уже более или менее в курсе событий раннего утра. Причем сказать, кто поведал ему об этих событиях, когда и в какой именно форме, он не смог бы даже под пыткой — казалось, новости были просто растворены в свежем утреннем воздухе, и первый же вдох, сделанный на крыльце своего коттеджа перед тем, как спуститься и сесть в машину, снабдил его информацией — увы, неполной, отрывочной и явно искаженной.

Доклад дежурного на входе в здание поселковой администрации не много прояснил. На рассвете кто-то неизвестный забрался в амбулаторию и напугал медсестру. Никто не пострадал, из амбулатории ничего не пропало; по версии милиции, это мог быть какой-нибудь наркоман, забравшийся в медицинское учреждение в надежде стащить упаковку-другую морфия или иного наркосодержащего препарата. Люди капитана Басаргина уже работают с двумя волчанцами, про которых известно, что они хоть раз в жизни, да попробовали наркотик, но результатов пока нет.

В семь часов пятнадцать минут утра в своем доме (улица Лесная, пять) обнаружен мертвым сержант милиции Елкин. По словам капитана Басаргина, который осматривал место происшествия, налицо самоубийство. Елкин с вечера отправился на рыбалку, а под утро вернулся без рыбы и с открытым переломом правой голени. Поднятый с постели врач прямо на дому вправил перелом и наложил сержанту гипс, рассчитывая утром поместить его в стационар. Но вместо того чтобы дождаться утра и отправиться в стационар, сержант подбил глаз жене, накричал на дочь, в результате чего те ушли из дома на час раньше обычного, а затем, приняв на грудь приблизительно шестьсот граммов самогона собственного приготовления, по неизвестной причине выстрелил себе в висок из табельного пистолета Макарова. По данному факту проводится расследование; больше никаких чрезвычайных происшествий за ночь не произошло. Доклад окончен.

— Черт их знает, что они в эту самогонку кладут! — проворчал Николай Гаврилович и, кивнув недоуменно пожимающему плечами дежурному, от которого тоже ощутимо припахивало спиртным, проследовал в свой кабинет.

Сообщение о попытке ограбления амбулатории оставило его, в общем, вполне равнодушным, не вызвав ничего, кроме легкого раздражения: бред какой-то, заняться людям нечем. Зато сержант Елкин — это был совсем другой коленкор, и, шагая по вытертой ковровой дорожке, Субботин подумал, что надо бы серьезно поговорить с Басаргиным. Что-то он совсем распоясался, много начал себе позволять, как будто, черт его возьми, не существует других мер воздействия!

Он распахнул дверь своей приемной и с чувством не слишком приятного удивления обнаружил, что начальник милиции — вот он, тут как тут. Легок на помине! Басаргин лениво, будто через силу, поднялся навстречу Николаю Гавриловичу с одного из стоящих вдоль стены стульев; Алевтина Матвеевна тоже поднялась, оторвавшись от компьютера. Субботин поздоровался с обоими как обычно, хотя у него сложилось впечатление, что во время его отсутствия здесь, в приемной, что-то произошло. Басаргин, всегда немножко угрюмый, сегодня глядел на секретаршу просто-таки волком, а та старательно делала вид, будто, кроме нее и мэра, в приемной вообще никого нет. Получалось это у нее, надо сказать, отменно — можно было и впрямь подумать, что она не видит капитана в упор, словно тот сделан из оконного стекла повышенной прозрачности.

— Я думал, ты расследование проводишь, — не преминул упрекнуть племянника Николай Гаврилович, — а ты, оказывается, у начальства в приемной штаны просиживаешь!

Басаргин в ответ лишь раздраженно дернул левым усом — точь-в-точь как большой рассерженный кот. Это тоже было не совсем обычно: дела делами, родство родством, но, когда мэр шутил, даже угрюмый Семен Басаргин, как правило, считал своим долгом хотя бы улыбнуться.

Не давая зародившейся тревоге пустить корни в душе и отравить весь день, Николай Гаврилович забрал у секретарши почту и уже успевшие накопиться за вторую половину вчерашнего дня бумаги на подпись (черт их знает, откуда они вечно берутся, эти бумаги; поселок-то, извините, с гулькин хрен, а делопроизводство как в мегаполисе!), после чего распахнул дверь своего кабинета и кивнул Басаргину: заходи.

Несмотря на явные непорядки, творившиеся этим утром в его хозяйстве, Семен еще не до конца потерял голову и не стал соваться в кабинет раньше начальства, а, отступив на полшага, замер: «Только после вас». Сделано это было явно через силу и так демонстративно, что Субботину на мгновение захотелось забыть и о благоразумии, и о своем высоком положении, которое, как известно, ко многому обязывает, — словом, обо всем на свете — и прямо тут, на пороге кабинета, на глазах у Матвеевны, закатить Басаргину хорошую оплеуху, чтобы не забывал, с кем, черт возьми, имеет дело.