Волчье правило

– Подготовить гранаты и ножи! – старший лейтенант громко напомнил подчиненным о плане капитана Аврамова.

– Хуже всего в рукопашном бою, – вспомнил он образное выражение своего деда-фронтовика, – это когда заканчиваются патроны…

– Гризли, прием! – Петренко на всяк случай решил вновь обратиться к артиллерии.

– Слушаю тебя, Хантер! – откликнулся СОБ. – Что случилось? Живы?

– Пока еще да! – ответил Сашка. – Через три минуты по моей команде открывай огонь по мне, понял? Слушай мои координаты! – Он спокойно и методически, словно на учениях, передал координаты своего негостеприимного пляжа.

– Хантер, прием! – из эфира донесся медвежий крик. – Не нужно! Стой! Отставить!

– Что – не нужно? Кому – стой? Зачем – отставить?! – не въехал обозленный десантник.

– Отставить огонь на себя! Не нужно! – заорал пушкарь. – Через минуту к тебе дотянется батарея гаубиц Д-30! Их СОБ уже готовит установки! Где-то вверху над тобой должен висеть вертолет-корректировщик! Позывные батареи – Розмарин, корректировщик – Ястреб! Они сейчас будут на твоей волне, следи! – передал радостную весть Гризли.

Хантер перевернулся на спину, приставил руку к глазам, глянул вверх: действительно, над ними в километровой вышине завис Ми-8!

– Бойцы! Через минуту – огневой налет гаубиц! – радостно закричал Петренко. – Держимся!

– Ура!!! – хрипло закричали бойцы.

– Ракетами по «духам» – огонь! Дымы зажечь! – Офицером завладела лихорадка боевого возбуждения. Хотелось командовать, кричать, куда-то бежать, что-то делать, а не сидеть болотной жабой на кочке, в ожидании жуткой кончины.

Бойцам передался его нетерпёж – в душманов полетели последние сигнальные ракеты. Утренний ветерок беззаботно погнал с пляжа оранжевые дымы. Душманы тоже увидели вертолет, они замялись, их настойчивое продвижение в конце концов затормозилось.

– Хантер! Я Ястреб! – прозвучал в наушнике незнакомый голос. – Я над вами, как слышишь меня? Прием!

– Ястреб, я Хантер! Прием! – дрожащим голосом ответил старший лейтенант. – Слышу тебя прекрасно! Огонь, дружище! Огонь!!!

– Вас понял! – спокойно ответил авиатор-корректировщик. – Пристрелочный пошел! Следи!

Первый снаряд лег далеко – за дувалами: очевидно, гаубичный СОБ не имел такой квалификации, как Гризли. Подкорректировали огонь, однако снаряд свалился почему-то в воду позади пляжа, обдав водой окруженцев. «Пи…ц, “вилка”!» – промелькнуло в Сашкиной голове, но в эфир он выдал иное.

– Ястреб, твою мать! Ты что, мне «вилку» устроил?! Я не вызывал огонь на себя! Я слишком молод, чтобы умереть!

Однако в воздухе уже начали смертельный полет шесть снарядов калибра 122 мм… К счастью окруженцев, пушкари и в этот раз были не очень точны: все шесть снарядов легли в дувалы, подняв тучу пыли.

Далее в эфире слышались лишь матюги и разборы: кто, кому, и как отдавал команды? Выяснилось, что авиатор-корректировщик неправильно выдал целеуказания от разрыва пристрелочного снаряда. Вместо указаний, известные как «Юг-триста» (метров) и «Восток – четыреста» (тоже метров), он сообщил сакраментальное: «Юго-восток – четыреста», что и вызвало сбой в боевой работе артиллеристов.

Пока разбирались с артиллерией, «духи» предприняли последнюю, безуспешную попытку приблизиться к пляжу. Ее отразили последними патронами и гранатами, даже раненые отдали свои «эфки». Хантер, выстрелив последние патроны из автомата Лома, поднялся чуть ли не в полный рост, отыскивая духовские силуэты, стреляя по ним короткими очередями из Стечкина.

Как ни странно, на такой дистанции он еще и попадал. Вражеские пули роем летали вокруг него, но все они лишь свистели (воевавший знает: просвистевшая – не твоя).

Почему-то длительное нахождение человека в бою притупляет его рефлексию, уменьшая порог чувствительности, тормозя механизмы самосохранения, оказывая, таким образом, плохую услугу. Хантер, не отдавая себе отчета, шагал по окровавленному пляжу, демонстрируя полное пренебрежение к смерти.

В конце концов артиллеристы разобрались между собой, и снаряды разорвались между дувалами и пляжем. «Духи», не выдержав, отступили под защиту руин кишлака. Бойцы вылезли на камни, громко крича вслед отходящим моджахедам всяческие угрозы, матюги и просто «Ура!».

Солдаты обнимались, молотили друг друга по плечам, орали что-то непонятное, едва ли не празднуя спасение. У раненых в глазах стояли слезы…

Хотя радоваться было рановато – с дувалов с новой силой ударили пулеметы и автоматы, граната из РПГ разорвалась перед камнями, охладив радость.

Залетным осколком тяжело ранили одного из спецназовцев, он громко закричал, перекрывая грохот стрельбы – ему оборвало пальцы левой ладони. Кажется, осколок был от нашего снаряда… Залегли, по радио Петренко попросил у пушкарей повысить меткость и интенсивность огня, опасаясь, что басмачи возвратятся.

Гаубичная батарея работала на пределе возможностей – пространство между дувалами и окруженцами подернуло пылью и дымом. Сквозь грохот разрывов к завалу все-таки долетали одиночные пули – «духи» продолжали огрызаться.

– Хантер, прием! – заработало радио.