Последний день ноября выдался в Берлине безветренным и относительно теплым. Анита с удовольствием подставила лицо под лучи неяркого солнца. Она была рада тому, что ей, подобно многим другим барышням-аристократкам, не приходится следить за белизной щек, придавая им
Гостиницу «Шпрее» она отыскала легко – это был один из самых крупных и престижных отелей в центре прусской столицы, располагавшийся на берегу одноименной реки. Войдя в холл, Анита подошла к портье – седому старику с забавно торчавшими на голове завитками редеющих волос – и спросила по-французски:
– Скажите, у вас ли проживает господин Володин, коммерсант, приехавший из Мюнхена?
Старичок, увидев перед собой хорошо одетую даму, степенно поклонился и на том же языке, который он, видимо, знал достаточно хорошо, ответил:
– Да, мадам, господин Володин остановился у нас. Вы желаете что-то передать ему?
– Я бы желала его видеть. Если он сейчас у себя и не занят.
Портье мельком взглянул на стену, где на стальных крючках висели ключи.
– Господин Володин у себя, сегодня он не выходил на улицу. Но, боюсь, он еще изволит отдыхать.
– В первом часу дня? – усомнилась Анита. – Он что, вчера поздно вернулся?
– Нет, мадам, он вернулся около девяти часов вечера. Но ближе к полуночи к нему явился посетитель.
– Сутулый человек в черном пальто и английском котелке?
– Совершенно верно, мадам, – удивленно произнес портье. – Это ваш общий знакомый?
– Можно сказать и так… Не вспомните, сколько было времени, когда он ушел от господина Володина?
– Он пробыл совсем недолго. Часы как раз пробили двенадцать раз, когда он спустился вниз и вышел на улицу.
– Он торопился?
– Сказать вам честно, не помню. Я в этот момент передавал смену своему напарнику и собирался идти домой.
Анита расспросила бы портье еще кое о чем, однако заметила, что ее любопытство начинает его настораживать, и придала лицу озабоченное выражение.
– Я приехала из Мюнхена, у меня срочное сообщение для господина Володина от его торговых партнеров. Представляете, – она склонилась к замшелому уху старика и доверительно зашептала: – партия пеньки, которую везли из России, застряла в Венгрии. Революционные мадьяры не пропускают ее дальше, требуют уплаты пошлины, которую они будто бы установили неделю назад. Необходимо немедленно направить указания людям, сопровождающим товар, а без господина Володина никак…
– Понимаю, – сочувственно закивал портье. – Эти революции, мадам… Вся Европа страдает от них. Когда же это кончится? – Он с минуту повздыхал, потом сказал: – Поднимитесь по лестнице, мадам. Господин Володин живет на втором этаже, в двадцать третьем номере. Раз такое дело, то, конечно же, надо торопиться.
– Он живет один, без прислуги?
– Как я успел понять, мадам, господин Володин предпочитает вести скромный образ жизни. Я бы даже сказал, отшельнический. Он поселился у нас две недели тому назад, и за все это время, кроме человека в котелке, к нему никто не приходил. Он, вероятно, наносит визиты сам – его целыми днями не бывает в гостинице.
– О, да, такая у него привычка, – пробормотала Анита и, поблагодарив портье, поспешила по старинной, благородно поскрипывающей лестнице на второй этаж.
Отыскав двадцать третий номер, она остановилась перед большой дверью из темного резного дуба. Остановилась, чтобы отдышаться и собраться с мыслями.
Если Либих не солгал, за этой дверью – тот, кто способен взорвать нынешнюю обстановку в России, переломить ход истории и… черт его знает, что он еще способен сделать. Анита до сих пор не решила, вправе ли она вмешиваться в столь крупные политические игры. А вдруг восшествие на престол несправедливо отстраненного от власти наследника окажется для страны благом? Надо сперва поговорить с ним, узнать, кто он на самом деле, чем дышит, о чем думает…