Перебрав в памяти указания незнакомца из Эгрефёя, он вспомнил, что тот прежде всего советовал сразу же поставить его в известность, если ему удастся узнать, где скрывалась героиня Вандеи, ничего не сообщая при этом генералам, которые, по его словам, не смыслили в дипломатических тонкостях и были ниже политических интриг.
Ему показалось, что через Мишеля и Берту он узнает, где скрывается Мадам; он почти уверовал в то, что сны иногда сбываются и молодые люди откроют ему путь к золотым и серебряным копям, к россыпям драгоценных камней и к рекам, наполненным молоком из монет.
IX
НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ
Мари между тем ничего не знала о судьбе Берты.
С того самого вечера, когда ее сестра покинула мельницу Жаке, объявив о своем намерении найти Мишеля, Мари ничего не было известно о том, что с ней произошло.
Не зная, что и думать, она терялась в догадках.
Говорил ли с ней Мишель? А может быть, в отчаянии Берта приняла роковое решение? Может, бедный юноша был ранен или даже убит? И не погибла ли сама Берта во время одной из рискованных поездок? Вот какую горькую участь отвело воображение Мари самым близким ей людям; охваченная тревогой, девушка не находила себе места.
Напрасно она убеждала себя, что при ее теперешнем кочевом образе жизни, который ей приходилось вести следуя за Малышом Пьером, когда она вынуждена вместе с ним каждый вечер искать новый ночлег, Берте было трудно узнать, где они теперь находились; но все же она полагала, что, если несчастье не приключилось с ее сестрой, та обязательно нашла бы способ передать через крестьян, верных роялистам, весточку о том, что с ней произошло.
С разбитым сердцем после жестоких потрясений, выпавших на ее долю, получив новый удар, уготованный судьбой, Мари совсем пала духом; не имея возможности излить кому-нибудь свою душу, лишившись встреч с молодым человеком, что ее поддерживало в разгаре борьбы, она была убита горем и впала в самую черную меланхолию; днем, вместо того чтобы отдыхать после тяжелых ночных переходов, она ждала Берту или же посланца с весточкой от нее, но никто не приходил, и она долгими часами оставалась во власти своих переживаний и настолько в них погружалась, что даже не отвечала, если ее о чем-нибудь спрашивали.
Вне всякого сомнения, Мари любила сестру, и доказательством тому была та огромная жертва, какую она принесла ради ее счастья, однако она краснела, когда сама себе признавалась, что не судьба Берты занимала более всего ее мысли.
Какой бы искренней и сильной ни была привязанность Мари к сестре, другое, более властное чувство овладело ею и добавило девушке немало страданий, несмотря на все ее усилия вырвать любовь из своего сердца; жертва, о которой мы говорили, была связана с человеком, ради кого она и была принесена; однако теперь, когда Мишель был далеко от нее, бедная Мари уже не гнала от себя мысли о нем, чего она не позволяла себе раньше. И мало-помалу образ Мишеля так крепко вошел в ее сердце, что уже ни на мгновение не покидал его.
Мысли о молодом человеке стали бальзамом для ее измученного сердца, успевшего пережить слишком много страданий за такую короткую жизнь; она предавалась им с упоением, с каждым днем они занимали ее все больше и больше, отодвигая на второй план волнения за сестру, от которой по-прежнему не было вестей.
Дойдя до предела отчаяния, измученная самыми жуткими предположениями, в то время как воображение рисовало ей самые мрачные картины из того, что могло приключиться с двумя любимыми ею людьми, пребывая в тревожной неизвестности о судьбе близких, когда каждый час растягивался в мучительные минуты томительного ожидания, Мари мало-помалу овладели прежние сомнения, а вслед за ними пришли и угрызения совести.
Перебрав в памяти мельчайшие подробности встреч с Мишелем и вспомнив о том, как молодой человек относился к ее сестре, она стала задаваться вопросом, не была ли она сама виновата в том, что разбила сердце бедного юноши так же, как и свое, имела ли она право распоряжаться его любовью, не была ли она повинна в несчастье Мишеля, заставляя против воли принести в жертву свою любовь только ради того, чтобы она смогла доказать преданность сестре.
Затем ее мысли неотвратимо возвращались к ночи, проведенной в хижине на островке Ла-Жоншер.
Словно наяву, она видела перед собой ее стены; ей казалось, что она слышит, как самый прекрасный голос на свете произносит слова, звучащие музыкой в ее душе: "Я тебя люблю!" Прикрыв глаза, она чувствовала на своих волосах дыхание юноши и тепло его губ, прикоснувшихся к ее устам и подаривших первый, единственный, незабываемый поцелуй.