И тогда она поняла, что ей оказалось не по силам самоотречение, на которое она себя обрекла из-за благородства души и сердечной привязанности к сестре. Она досадовала на себя за то, что взвалила на себя непосильную ношу, и теперь любовь завладела без остатка всей ее душой. И Мари, всегда такая набожная, привыкшая искать в мыслях о будущей жизни терпение и мужество, не находила в себе сил обратиться к Небесам: она пребывала в угнетенном настроении или во власти охвативших ее чувств и в конце концов впала в нечестивое отчаяние, задаваясь вопросом, не стало ли мимолетное блаженство, которое ей подарил поцелуй любимого, единственной радостью, ниспосланной Богом, из всего того, что называлось счастьем быть любимой, и стоило ли дальше жить на земле, лишившись даже такого маленького счастья.
Маркиз де Суде в конце концов заметил, как от горя обострились черты лица его дочери, но он подумал, что причина тому сильное переутомление.
Он и сам чувствовал себя подавленным, сознавая, что его красивым мечтам не суждено было сбыться и генерал говорил ему правду, и уже видел себя в изгнании, так по-настоящему и не включившись в борьбу.
Однако, несмотря на все беды, он считал своим долгом не сдаваться и скорее бы умер, чем признался в поражении: насколько он был равнодушен к общественному мнению, настолько солдатская честь была для него превыше всего.
Итак, несмотря на все переживания, он старался не показывать, что страдал душой, и находил во всех перипетиях теперешней неспокойной жизни повод для шуток, которыми он пытался приободрить своих соратников, чрезвычайно опасавшихся, как и он, того, что восстание захлебнулось в крови.
Мари предупредила отца об исчезновении Берты; достойный дворянин, несомненно, догадался, что на решение дочери повлияло беспокойство о судьбе и о поведении ее жениха. Из рассказа очевидцев он узнал, что молодой барон де ла Ложери вовсе не нарушил свой долг, а отважно дрался, обороняя замок Ла-Пенисьер, и маркиз, предполагая, что Жан Уллье, на чью преданность и осторожность он всецело полагался, должен был находиться вместе с его дочерью и будущим зятем, беспокоился о Берте не больше, чем генерал о судьбе одного из офицеров, посланного в разведку. Лишь одно было непонятно маркизу: почему Мишель предпочел драться с врагом вместе с Жаном Уллье, а не с ним, и он немного сердился на молодого человека за такой странный выбор.
В тот вечер, когда произошел бой при Ле-Шене, Малыш Пьер в сопровождении нескольких предводителей восстания покинул мельницу Жаке, где становилось небезопасно. На протяжении целого вечера они могли видеть и слышать, как по проходившей неподалеку от мельницы дороге солдаты гнали пленных.
Ночью они отправились в путь.
Когда маленький отряд хотел пересечь главную дорогу, он едва не столкнулся с солдатами и был вынужден больше часа пережидать в заросшей кустарником придорожной канаве.
По дорогам шли колонны правительственных войск, и, чтобы избежать встречи с ними, Малышу Пьеру приходилось выбирать самые нехоженые тропы.
На следующий день нужно было снова отправиться в путь. Нервы Малыша Пьера были на пределе; тяжелое душевное состояние подтачивало физические силы, но не отражалось ни на его поведении, ни на словах, с которыми он обращался к своим спутникам. Несмотря на все тяготы походной жизни и трагические события, что ему пришлось пережить, Малыш Пьер не падал духом и подбадривал товарищей не хуже маркиза де Суде.
Преследуемые врагом, беглецы ночами почти не смыкали глаз и потому каждое наступившее утро встречали совершенно разбитые и с тревогой на сердце. Для Малыша Пьера ночные переходы, когда отрад на каждом шагу подстерегали опасности, оказались чрезвычайно утомительными. Часть пути он проехал на лошади, но в основном ему пришлось или идти пешком по полям, разделенным живыми изгородями, которые надо было преодолевать, когда в темноте не удавалось отыскать лестницу; или пересекать стелившиеся по земле виноградные кусты, которые цеплялись за ноги и заставляли спотыкаться на каждом шагу; или шагать по колено в грязи по дорогам, разбитым частыми проходами быков.
Такая беспокойная жизнь и непроходящая усталость Малыша Пьера могла, по мнению спутников, иметь самые пагубные последствия для его здоровья, и они решили обсудить, как лучше укрыть его от преследователей. Мнения разделились: одни считали, что ему надо ехать в столицу, где можно легко затеряться среди тысяч парижан, другие же настаивали на том, чтобы он направился в Нант, где для него уже было приготовлено убежище; но были и такие, кто советовал поскорее сесть на корабль, считая, что Малыш Пьер будет вне угрозы только в том случае, если покинет страну, где его станут искать с еще большим рвением, как только опасность восстания будет позади.
Маркиз де Суде разделял мнение последних; однако им возражали, доказывая, что за прибрежной полосой установлено особое наблюдение и невозможно без пропуска проникнуть в морской порт, каким бы незначительным он ни был.