Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время

Кобак пытался настаивать. Мессинг не уступил, несмотря на «сногсшибательный гонорар». Жизнь дороже. Они поссорились, и когда через несколько дней Вольфа пригласили выступить в имении пана Юзефа, он в расстроенных чувствах отправился в Сулеювки, надеясь, что в благодарность за хлопоты по спасению доброго имени его дочери, начальник государства оградит его от домогательств германской стороны.

После короткого сеанса психологических опытов Мессинга пригласили принять участие в спиритическом сеансе, до которых пан маршал был большой охотник. На этом сеансе Вольф повстречал – кого бы думали?

Сообразительные, ликуйте! Конечно, Вилли Вайскруфта.

За эти несколько лет он заметно располнел. В нем не осталось и капли того юношеского, петушиного задора, который всегда украшает мужчину. Теперь это был рассудительный блондин, с волосами, идеально зачесанными на пробор, вальяжный не без изящества, которого Вольфу всегда не доставало.

На нем прекрасно смотрелась бы форма.

В приватной беседе он с прежней гипнотической убедительностью очковой змеи упрекнул Мессинга за необоснованное пренебрежение Германией:

– …ведь Германия не чужая тебе сторона, Вольфи. Почему ты, добившийся на германской земле всего, чего хотел, лишаешь своих немецких почитателей возможности насладиться твоим искусством?

До сих пор державший язык за зубами, Вольф не выдержал.

– Вспомни Ханну и все, что связано с ней.

– Ты жаждешь мщения? Никогда бы не подумал, что Вольфи так кровожаден.

– Я кровожаден?!

Он не мог справиться с возмущением:

– Кто это говорит! Человек, по чьей милости у меня нет Ханны!

Вилли ответил не сразу. Мессингу бы повернуться и уйти, но решительности не хватило. Впрочем, если бы тогда они расстались, ничего бы не изменилось.

Вилли вполне по-дружески обнял Вольфа за плечи и увлек в сад. Там, силой усадив на скамейку, под сенью какого-то дикого бронзового фавна, сладострастно наливавшего вино в фиал, продолжил разговор:

– Прежде всего, – заявил Вилли, – если я и виноват в ее гибели, то лишь косвенно, за что был наказан твоими дружками из Союза красных фронтовиков. Я провалялся в госпитале более полугода. К тому же решение принимал не я, а те, кто надо мной.

Он закурил. Дымок был ароматный, сигарета дорогая, его пригласили к пану Пилсудскому – видно, дела Вайскруфта пошли в гору.

– Я никак не мог помешать покушению, хотя считал его глупостью. С тем же успехом можешь поблагодарить себя – это ты натравил Зигфрида. Покушение – его идея. К сожалению, надо мной было много тех, кому было наплевать на мое мнение!

Он по привычке надолго замолчал, потом добавил не совсем понятную фразу:

– В этом их слабость и малодушие.

Вольф не удержался и вступил в разговор:

– В чем?

– В том, что их слишком много, и в такой толпе не избежать попыток за счет мелких интриг и жестоких убийств решить свои личные, я бы сказал, корыстные проблемы. Теперь в Германии появились другие, куда более близкие к народу люди, которые знают, что будущее в руках тех, кто способен напрямую общаться с ним.

– Ты веришь в астрологические бредни?! В угадывание мыслей?

– А ты нет?

Мессинг задумался.

– Это трудный вопрос.

– Тогда растолкуй мне, ограниченному обывателю, почему ты с таким жестокосердием относишься к вскормившей тебя стране?

– Где меня собираются засадить за решетку на восемь лет?! Ты полагаешь, я настолько глуп, что сам отдамся в руки полицейского секретаря, который сразу на границе защелкнет мне наручники?

Вилли искренне удивился:

– Почему ты так решил?

– А как же «эйслебенское дело»?

Вилли засмеялся.

– О нем давно забыли. В приговоре по делу о перевозке оружия нет ни слова о тебе, о Ханне, об уродах. Кстати, у фрау Марты отросла борода, как, впрочем, грива у Бэллы. Они теперь выступают на ярмарках. Дела, правда, идут скверно. Кризис, половина предприятий закрылись, так что веселиться не с чего. Что касается будущего, то на горизонте забрезжило.

– В связи с чем?

– Есть один господин, который точно знает, что хочет и как этого добиться.

– Кто же он?

– Ты имел честь познакомиться с ним. Помнишь господина с усиками, которому ты отсоветовал добираться до Мюнхена на поезде?

– Помню. Он по-прежнему громит плутократов и воюет за чистоту расы?

– И это тоже. Но не это главное. Его сила в том, что он знает, чего хотят массы. Он недавно вспоминал о тебе.

– Как это?

– В связи с тем происшествием в Винтергартене.

– Что же он сказал?

– «Я хочу этого человека». То есть тебя.

– Меня? Еврея?! Виновника всех бед, которые обрушились на Германию?!

Вилли вновь надолго замолчал, затем неожиданно, уже совсем по-братски, как очковая змея очковую змею, вновь обнял Вольфа за плечи.

– Ты так и не сумел излечиться от самой страшной болезни на свете.

– Какой же?

– Наивности. Ты пренебрегаешь нашей дружбой, которой я, Вилли Вайскруфт, всегда был верен до конца.

– Даже когда Зигфрид сбил Ханну?