Вайскруфт оказался прав – в Германии действительно забыли о Мессинге, о двадцать первом годе. Компартия превратилась в легальную парламентскую силу, как, впрочем, и нацисты, получившие на выборах 1931 года более сотни мест в рейхстаге[36]
. Казалось, все, даже самые непримиримые радикалы, с необыкновенным рвением принялись играть в демократию. Кризис ослабевал, таял дух безнадежности, поразивший Германию во времена Великой депрессии. На свет вновь выполз роковой вопрос: что дальше и как это «дальше» соотносится с «национальной идеей», о которой так много говорили в те дни? Где искать ее? Значительная часть общественности с надеждой обратилась к историческим ценностям, к «наследию предков». Некоторые даже поговаривали, что предки современных немцев явились в Европу вовсе не из азиатских степей, а из неведомой, таинственно сгинувшей страны Туле[37]. Другие, особенно творческая интеллигенция, настаивали на обобществлении средств производства. Понятно, что в такой атмосфере объявить себя «раввином из Гуры Кальварии» значило встать на чью-либо сторону, а это грозило гастролям финансовым крахом.По привычке Мессинг первым делом ознакомился с творчеством конкурентов, среди которых особо выделялся Эрих Ян Ганусен. К сожалению, этот одаренный маг не брезговал прибегать к самым дешевым мистическим упражнениям и сомнительным, на уровне обывательских догадок, прозрениям, правда, делал он это искусно и артистично. Но главный акцент он делал на антураж – музыку, многочисленную подтанцовку и эффектные жесты. Его представления, скорее, напоминали эстрадные шоу, чем жанр психологических опытов, рассчитанных на увлекательное для разума знакомство с непознанным.
На сцене Ганусен появился под ликующие, можно сказать, разухабистые, звуки джаз-банды в окружении полуголых танцовщиц, выделывавших ногами такие па, которые не снились Гюнтеру Шуббелю. Сексуальный привкус резко менял обстановку в зале и настраивал публику на дружеское знакомство с запредельным, которое тоже не прочь повеселиться, поглазеть на полуголых красоток, не брезгующим воспользоваться механическими эффектами.
Ганусен, несомненно, обладал даром. Он как бы притягивал будущее и прошлое к себе или на себя и в состоянии преувеличенного, почти безумного транса вслушивался в сумасшедшие ритмы, бушующие в нем. Из музыки сфер он извлекал ответы на то, что зрителям казалось несбыточным, а для него уже свершившимся.
Ганусен брал какую-либо вещь в руки и долго рассматривал ее. При Мессинге он долго и сосредоточенно разглядывал пробитый пулей портсигар и, «намагнитившись», вдруг заговорил о «чести, верности крови и жертвах ради будущего». Для подобного жанра это был совершенно неприемлемо. Публицистика слабо увязывалась с тайнами непознанного, которое по определению было выше всякой, тем более до предела политизированной, злободневности. О владельце портсигара Ганусен сообщил, что он простой немец, вставший в ряды борцов за честь нации. Пуля подлого убийцы (при этом на опущенном заднике очертился гнусный абрис убийцы в ротфронтовской фуражке с утрированно громадной красной звездой) сразила его на демонстрации. Перед смертью герой (Ганусен так и выразился – «герой») призвал соратников быть верными родине и знамени. Тут же под грохот барабанов задник пополз вверх, открывая освещенный прожекторами белый круг на красном поле с вписанной в него черной свастикой. Световыми лучами ударили прожектора, оркестр заиграл «Выше знамя», и энтузиасты, вскочив и вытянув вперед руки, подхватили песню, сочиненную небезызвестным Хорстом Весселем:
Скоро в зале не осталось сидящих. Вольф тоже был вынужден встать. Если принять во внимание, что по происхождению Ганусен являлся внуком старосты пражской синагоги, итог, к которому подвел свое выступление лукавый чародей, ошеломил Мессинга. Сама мысль идти по его следам казалась ему мало сказать сумасбродной – просто отвратительной. Это будет нечестно по отношению к зрителям. Но кто они, его зрители? Неужели вот эти любители хорового пения? Чем Вольф мог бы заинтересовать их, если сам не смог усидеть на месте?
К счастью, очень скоро обнаружилось, что в Германии не перевелись приверженцы здоровых, не сводимых к политическому знаменателю интеллектуальных ощущений. Сохранились и энтузиасты научного подхода к тайнам природы, ведь вопрос вроде «хочу все знать» подспудно интересует всех без исключения, от обманутого мужа до вождя нации, кроме разве что профессиональных ученых, которым известно все на свете. Такая проницательность, как известно, объясняется тем, что для них не существует того, что неизвестно.
Как ни странно, самым любознательным зрителем оказался Адольф Гитлер, который в начале декабря тайно, как частное лицо, посетил выступление Вольфа Мессинга.