Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время

Он признался, что был малограмотен и потому обидчив, не знал европейских языков. В юности освоил русский. Иосиф открыл Вольфу, что происхождения был самого грузинского, так что мстительности и жестокости ему не занимать, особенно по отношению к контрреволюционерам. Те, пожаловался Сталин, тоже хороши, чужую кровь не жалели. Попади он им в руки, они с него шкуру бы содрали. Он сожалел, что слабо сопротивлялся коварному «изму», и тот сумел на сколько-то процентов овладеть им. Тем не менее ему удалось сохранить много человечьего, а бычачье проступало только на теле в одном месте. Как бы поделикатнее выразиться: иначе говоря, ниже пояса. «Хочешь покажу?» – предложил он.

Мессинг отказался и, отвлекаясь от будущего-прошлого, пристальнее вгляделся в фотографии. Генеральские судьбы просматривались насквозь, до самого донышка. Их ждали суровые испытания, и не каждый оказался готов к ним. Он отметил умниц – указал на них Сталину – умолчал о тех, кто погиб, кому не повезло, кого искалечил плен, кто пропал без вести. Среди них попадались лица с темными пятнами, не смевшие поднять глаза. Вольф не смел судить их, тем более называть по именам. Кроме одной фамилии. Изучая абрис одного из новоиспеченных генералов, он не смог сдержаться. За сонными глазками, прикрытыми простенькими очками, простиралась черная полоса предательства. Он прочел – Власов Андрей Андреевич – и указал:

– Я не стал бы доверять этому человеку.

Сталин, не скрывая удивления, глянул на Мессинга.

– Этому?! Командиру лучшей в Красной армии дивизии? Вы в своем уме, Мессинг? Какая цена вашим прогнозам, если вы не способны отличить зерно от плевел!

После короткой паузы Иосиф Виссарионович как бы между делом поинтересовался:

– Как долго будет длиться война, сказать можете?

Вольф отрицательно покачал головой. Он не настолько безрассуден, чтобы предупреждать нашего балабоса, что война продлится долгих четыре года и только последние месяцы доблестная Красная Армия будет сражаться на чужой территории. После такого прогноза ему никогда не вырваться из рук Лаврентия Павловича. Но и молчать в присутствии балабоса было нельзя.

Мессинг решился:

– Единственное, что мне видится: вначале у немцев будут кое-какие успехи.

Сталин ухватился за эту фразу и доброжелательно предположил:

– Вы хотите сказать, что немцы кое-где прорвутся на нашу территорию?

Вольф кивнул.

– Можете подсказать, до какого пункта они продвинутся.

Он – дурак из дураков – не удержался:

– До Волги.

Сталин спокойно принял этот прогноз.

– А конкретней?

– До Сталинграда!

Балабос поперхнулся, потом снисходительно глянул на Мессинга.

– Вы соображаете, что говорите? Это называется «кое-где»? От границы до Сталинграда около двух тысяч километров.

Он сел за стол. Ему стало скучно, он пожалел о потерянном времени.

Чем Вольф мог помочь балабосу?

Участь его была решена, оставалось только ждать приезда Берии. Медиума передадут ему с рук на руки, и он еще раз попытается пристроить Мессинга к делу. Он откажется, дальнейшее двинется обычным порядком: скоротечное судебное заседание, прокурор огласит обвинение, «тройка» посоветуется и скорехонько вынесет приговор.

Утвердят его пулей.

Неожиданно балабос поинтересовался:

– Как вы сами видите свое будущее, Мессинг? Что ожидает вас в ближайшее время?

– Концерты, выступления, будет много раненых. Время будет трудное, Иосиф Виссарионович, голодное.

– Что ж, – усмехнулся Сталин. – Я рад за вас. А что ждет меня?

– Я вижу вас победителем. Там, – Вольф указал на свой отчет, – написано. Красные флаги над рейхстагом.

– Я не о том, Мессинг, – поморщился вождь. – Я имею в виду, долго мне руководить страной, вести народ от победы к победе? Одним словом, долго ли мне коптить небо?

Это был самый страшный, самый нужный вопрос на свете, Мессинг долго готовил на него ответ. Это была долгожданная соломинка, которая могла бы помочь ему удержаться в мире живых.

Мессинг сглотнул и ответил:

– Долго.

– А точнее?

– Не менее десяти лет.

Сталин откинулся к спинке стула.

– Так мало?

– Не менее!.. – возразил Вольф.

Сталин пыхнул дымком из трубки.

– Вы, кажется, заявляли, что не различаете дат?

– Именно так, Иосиф Виссарионович.

– Как же сосчитали?

– По событиям собственной жизни. С момента этого разговора она продлится не менее десяти лет. Не менее!! Но при одном непременном условии. Сколько протяну я, столько протянете и вы. Мы умрем почти одновременно… – Мессинг врал вдохновенно. – С разницей в несколько месяцев.

Сталин нахмурился, встал из-за стола, принялся разгуливать по комнате. Потом приблизился и, ткнув в Вольфа трубкой, грубовато поинтересовался:

– Не сочиняешь?

– Нет. Я хочу сказать, что, если меня оставят в покое, линия будущего прочертится именно таким образом.

Сталин погрозил мне пальцем.

– Ты хитрец, Мессинг! Другими словами, ты требуешь, чтобы я приказал оберегать тебя, заботиться о тебе, иначе, мол, пеняйте на себя?.. А если за тобой обнаружатся какие-нибудь контрреволюционные грешки?

– Я не требую от власти каких-то особых привилегий. Я просто хочу быть как все. Как артист я принесу куда больше пользы.