Воля под наркозом

– А может, у нее вообще ключа от нижней двери нет? Квартирка-то, тю-тю, не ее! – в восторге от собственного открытия Чехов хлопнул ладонью по столу. Посуда звонко брякнула.

Этот звук вызвал у меня чувство зверского голода.

– Слушай, я чего-то есть опять хочу.

– Я тоже, – признался Чехов. – Перенервничали, наверное. Я, когда нервничаю, всегда есть хочу. Сейчас что-нибудь сообразим.

Мы сообразили второй ужин, который по объему не уступал первому, но на этот раз, к моему великому облегчению, сопровождался лишь остатками пива.

Расправившись с ужином, мы перешли в гостиную, где и продолжили нашу беседу.

– Теперь понимаешь, почему я настаивал, чтобы ты взял завтра еще один выходной? – снисходительно поинтересовался Чехов, выпуская густое дымное облако.

– Нет, – честно признался я, натолкнулся на укоряющий взгляд полковника и быстренько сообразил: – Наверное, чтобы Катя меня временно потеряла?

Полковник шумно, с видимым облегчением выдохнул.

– Вот именно. Потеряла, забеспокоилась, потом запаниковала и начала действовать.

– А мы бы не ломали головы, присматривали за ней и делали соответствующие выводы.

– Ну, что-то в этом роде. Поздно уже, спать пора, – Чехов затушил сигарету, продолжительно зевнул. – Давай-ка по-быстрому составим план действий на завтра и – на боковую.

Я, хотя и проспал весь день, чувствовал себя вполне созревшим к ночному отдыху. Приятная тяжесть в желудке также не способствовала активным размышлениям. Поэтому довольно лениво я предложил:

– Ты предлагай, а я одобрю.

После короткого спора было решено, что мне не следует шататься завтра по городу, «чтобы не отсвечивать». Катей и другими подозрительными личностями займется Чехов, я же останусь на телефоне и буду осуществлять связь между ним и Кругленьким.

– А у меня завтра тренировка, – вспомнил я с огорчением.

– Тренировка – дело святое, – согласился Чехов, – поймаешь тачку и дуй в спортзал. Почему нет, вряд ли кому придет в голову тебя там искать.

Тогда я поведал, что именно у спорткомплекса состоялось мое первое свидание с Катей.

– Надо же! – восхищенно воскликнул Чехов. – Везде засветиться успел! Следовательно, спортзал отпадает. Интересно, дружок твой уже оклемался? – спросил он без всякого перехода. – Мог бы нам поведать чего-нибудь.

– А кто его знает? Может, и оклемался. Меня же сегодня на работе не было. И завтра не будет. Так что до послезавтра этот вопрос, к сожалению, останется закрытым.

– Почему же? – возразил Чехов. – Для тебя доступ в клинику пока закрыт, это факт. Но кто мешает появиться там мне?

Я посмотрел на него недоверчиво.

– Ну заявишься ты. И что скажешь? Ты же теперь даже не мент. Ты «мент на пенсии».

– Что сказать, я найду, не сомневайся. В крайнем случае скажу, что ты места себе не находишь, так за друга переживаешь. А твоему собственному выздоровлению это отнюдь не способствует. А я, в свою очередь, переживаю за здоровье своего драгоценного доктора, потому и решил сгонять в клинику, чтобы поинтересоваться, нет ли каких новостей. Как, ты говоришь, фамилия этого психиатра?

– Крутиков Володя. Небольшого роста такой, крепенький. Только я тебя об этом не просил, – предупредил я железным голосом.

– Само собой! Исключительно по собственной инициативе. А у тебя вообще постельный режим. Так что спи спокойно, дорогой товарищ. Чехов все устроит.

* * *

Катя металась по квартире не в силах успокоиться или на что-нибудь отвлечься. Обычно она доверяла своей интуиции, потому что внутренний голос обычно советовал ей дельные вещи, заблаговременно предупреждал об опасности и помогал выбрать из нескольких вариантов решения самый оптимальный.

Когда все единодушно склонялись к выводу, что неизвестно откуда вынырнувший Ладыгин – лицо совершенно случайное и безвредное, внутренний голос ей шепнул, что доктор объявился не просто так. Об том же свидетельствовала и мелкая ложь Ладыгина то в том, то в ином вопросе. Что это? Патологическая привычка приврать, сделать заначку от жены, приукрасить свои достижения и поднять значимость собственной персоны? Или хитрый, хорошо продуманный ход? Если доктора открыто уличить во лжи, которая и не ложь, собственно, а так, здесь промолчал, там недоговорил, то сразу станет понятно, что к нему проявляется повышенный интерес.

Просто так, как говаривал мудрый Воланд Булгакова, «и кирпич на голову не свалится». Да и не был Ладыгин никогда женат, так что поднатореть в бытовом мелком вранье шансов у него, по сравнению с другими, более несчастливыми собратьями, было немного. Разве что в детстве научился, пока изворачивался в душеспасительных беседах с дотошной мамашей.

Давить на Ладыгина, открыто расспрашивать его о Колесове Катя не решалась по тем же причинам. Опасалась спугнуть, выдать свой повышенный интерес к Михаилу.