Волхитка

– Ах ты, мурцовка! – крикнул, нажимая на курок.

Широко разинув пасть, волчица прыгнула, выцеливая горло, но, сбитая выстрелом влёт, – кувыркнулась в воздухе и, упав, покатилась по откосу, красным шнуром разматывая кровь…

Матёрый сплюнул с сожалением и злостью. «Тепло простились, ничего не скажешь! – Он глубоко вдохнул пороховой дымок. – Ладно, может, ещё оклемается. Надо спешить. Рыжий Сынок уже, наверно, ждёт на мельнице…»

Дорога впереди была пуста, чиста. Пройдя немного, Матёрый замер: невдалеке почудился невнятный звон бубенцов. Он поспешил сойти с дороги. Встал, затаился за деревом.

Русская тройка лихих лошадей с багряно-зелёными лентами в гривах остановилась – напротив подстреляной волчицы. Какой-то плечистый и проворный человек в белой шляпе спрыгнул с облучка, взял раненого зверя на руки и осторожно погрузил в возок.

– Стоять! Стоять, родимые! – зарокотал он, успокаивая лошадей. – Никто вас не сожрёт!

Он взмахнул кнутом – сыромятина мелькнула чёрной молнией – и тройка поскакала дальше.

Выйдя из укрытия, Матёрый чуть не присвистнул от изумления. «Ни фига! Силён мужик! Мороз уши в трубочку скручивает, а он в белой шляпе мотается! Фраер!.. И чего это он Юську так бережно взял на руки? На белую шкуру, наверно, позарился, да побоялся испачкаться кровью».

Шагая дальше по пустой дороге, Матёрый всё никак не мог избавиться от ощущения, что он его знает откуда-то – этого странного фраера в белой шляпе на русской тройке. Но откуда он знает? Он ведь даже не видел лица этого фраера. И тем не менее…

Стахей шагал и маялся неопределённым каким-то, трудно уловимым чувством: вот-вот, казалось, он зацепится за что-то в мыслях, схватится за тонкую соломинку – и выплывет из памяти то, что он забыл. Но время шло, дорога к желанной мельнице с каждым шагом становилась всё короче, а память так и не могла ему ничего толкового подсказать.

И только через день эта странная загадка разгадается, когда Матёрый будет уже сидеть на мельнице, будет скучать, поджидая Сынка – своего молодого рыжего дружка по совместной отсидке. В полдень, при яростном солнечном свете, на мельницу приедет лихая тройка с бубенцами и колокольчиками. И окажется вдруг, что этот фраер в белой шляпе – Евдока Стреляный, в узких кругах широко известный как Сынок. Для Матёрого эта встреча будет большим сюрпризом. Но это – чуть позже. А сначала надо вот о чём сказать.

14

…Сначала был весенний, прояснившийся день, тёплая, бегущая за плугом борозда, грачиный грай под солнцем и первый робкий гром, в отдаленье пробующий голос; твёрдое, литое, на золотце похожее зерно, летящее, как дождик, в пахоту. А потом подоспела погожая осень, страда, захватившая всех – от мала до велика! – в тяжёлый, но радостный плен. Урожай заполучили необыкновенный; на мельницах выстраивались очереди; закрома трещали от хлебов; многие люди в селеньях богатыми стали себя величать; а у богатых, как известно, праздник ежедень. Гуляли, гуляли. И – догулялись. Добротный кварцитовый жернов, сработанный из цельного, издалека привезённого камня, раскололи на районной мельнице по глупости да во хмелю, не иначе. И сделалась мельница годная только чёрту табак размолоть: жерновой постав остановился; люди слегка обеспокоились – к Рождеству можно без выпечки остаться, да и скотина орала в сараях, как под ножом: хозяева приберегали отруби; неизвестно, сколько ждать придётся, когда жернову замену привезут, либо новый смастерят, искусственный, из дроблёного кремня, кварцита и наждака.

Кто хочет и кто может – пускай ждут хоть до морковкиного заговенья, а Евдока Стреляный на другой же день после аварии на мукомольне загоношился гнать машину за перевал – на мельницу соседнего района. Хозяйственный парняга, ничего не скажешь. Можно только похвалить за такое старание добывать свой хлеб насущный. Именно так и подумали многие односельчане, когда узнали о намереньях Евдоки Стреляного – ехать чёрт знает, куда, зерно вести, мозги трясти на мёрзлых кочках.

И только жена отчего-то насторожилась, бабьим сердцем почуяв что-то неладное.

Несколько ночей подряд муж не спал; на кухне сидел, занимался художеством – у него был божий дар как наказание: тяжело нести, да жалко бросить.

* * *

Стреляный родился, говорят, где-то у чёрта на куличках – среди болота на Чёртовом Займище, потому и похож на чертёнка: плечистый, но низкорослый и кривоногий; молчаливый характером и угрюмый, а взгляд такой, что может «поцарапать» – особенно во гневе. Если верить, будто веснушки насыпаются на тех, кто в детстве разоряет ласточкины гнезда – мальчишка только тем и занимался: рыжий-рыжий весь; и под ногтями даже конопушки, и на языке…

Голова по отношению к фигуре у него очень мала и это вызывало ехидные вопросы у некоторых умников: где же, дескать, мозги помещаются?

Он однажды услышал и объяснил популярно, показывая кулак – намного больше головы своего сердитого хозяина.

– Во! Гляди внимательно! Гляди и нюхай! Здесь мои мозги! Ещё вопросы есть?!