А коллекция все прирастала. Для лучшего размещения собрания Сергей Иванович поручил архитектору Льву Кекушеву перестроить дом в Большом Знаменском переулке и пристроить к особняку два флигеля. Было от чего задуматься над расширением площади. В апреле 1909 г. один французский художник, не избежавший публичного порицания за свое творчество, в интервью сообщил, что у него есть заказ на декоративное оформление лестницы в частном доме некоего русского купца: «В ней три этажа. Вот первый этаж. Я представляю посетителя, входящего в дом с улицы. Его нужно зарядить энергией, дать чувство легкости. Мое первое панно – танец, кружащийся на вершине холма. Второй этаж уже внутри дома; в его тишине я вижу сцену музыки, которой поглощены ее участники. Наконец, на третьем этаже полное спокойствие, и я рисую сцену отдыха: люди, раскинувшиеся на траве, беседующие или дремлющие». Этим художником был Анри Матисс. А купцом, в немалой степени способствовавшим открытию и популяризации художника, – Сергей Щукин.
Анри Матисс написал специально для особняка Щукина два больших настенных панно: «Танец» (1909–1910) и «Музыка» (1910). На обеих картинах изображено пять красных человеческих фигур, что стало символом отражения представлений Матисса о монументальном и декоративном искусстве. По замыслу Матисса, на панно «Музыка» были изображены обнаженные юношеские фигуры. Щукин с самого начала переговоров о декоративном оформлении лестницы нервничал по этому поводу, пробовал тактично убедить Матисса в том, что такие изображения слишком откровенны и будут шокировать многочисленных посетителей его дома. Когда в декабре 1910 г. панно прибыли в Москву, Сергей Иванович «от греха» собственноручно замазал смущавшие его места.
С 1906 г. после первого посещения мастерской художника Щукин стал все чаще покупать картины Матисса. По словам сына Матисса, Пьера, Щукин был «идеальным заказчиком», поскольку никогда не навязывал мастеру своих вкусов, не вторгался в содержание его картин. А вот английский исследователь творчества Матисса Николс Уоткинс придерживается другой точки зрения. «Щукин был выдающимся коллекционером и меценатом, – пишет он, – обладавшим видением и материальными средствами для побуждения художника к новому». По мнению Уоткинса, Матисс вряд ли бы занялся работой над серией декоративных панно, если бы не Щукин. Даже те из них, которые не были непосредственно заказаны «московским патроном», несомненно, задумывались под его воздействием.
И воздействие было весьма ощутимым для нуждавшегося в деньгах художника. Щукин не скупился, платил Матиссу более чем хорошие деньги. Если по контракту, заключенному Матиссом с одной из западных галерей, самые большие его по величине полотна оценивались менее чем в 2 тысячи франков, то Щукин заплатил 15 тысяч за «Танец» и 12 тысяч за «Музыку». Матисс сразу же смог переехать с семьей в собственный загородный дом. Там у художника была тридцатиметровая студия, большой сад, для работы в котором он даже смог нанять садовника.
Матисс с симпатией вспоминал о Щукине, о его «исключительном здравом смысле», о том, что его любимым времяпрепровождением в Париже (где Сергей Иванович бывал ежегодно по четыре месяца в 1909–1913 гг.) было посещение залов Древнего Египта в Лувре. Матисс передает неожиданные суждения Щукина об искусстве: он находил параллели между древнеегипетскими статуэтками и крестьянами с картин Сезанна, считал скульптурных микенских львов бесспорным шедевром искусства всех времен.
19 октября 1911 г. Матисс по приглашению и в сопровождении Щукина выехал из Парижа в трехнедельную поездку в Россию. Матисс остановился в доме Щукина в Большом Знаменском переулке. Художнику показали гостиную, специально отведенную для его произведений. Гармоничным обрамлением для них служили бледно‑зеленые обои, розовый потолок и вишневый ковер на полу. По указанию гостя картины были перевешаны по‑новому и смотрелись необычайно эффектно. К 1914 г. в щукинской коллекции насчитывалось тридцать семь картин Матисса, не считая панно «Танец» и «Музыка», висевших над темной дубовой лестницей особняка.
Приезд Матисса стал большим событием для художественной интеллигенции Москвы. В доме Щукина он ежедневно встречался с молодыми живописцами – Гончаровой, Ларионовым, Павлом Кузнецовым. По воспоминаниям Андрея Белого, Сергей Иванович шутливо жаловался, что, «мол, Матисс зажился у него: пьет шампанское, ест осетрины, не хочет де ехать в Париж». Корреспонденту одной из петербургских газет художник сказал: «Иконы – лучшее, что есть в Москве». Он увез с собой из России альбом репродукций древнерусской живописи и две старинные иконы.