В 1908 г. во время очередного пребывания Щукина в Париже Матисс привел его в студию на Монмартре, где жил молодой и еле сводящий концы с концами Пабло Пикассо. Щукин со свойственной ему тягой ко всему новому сразу оценил талант испанца: «Однажды Матисс привел к Пикассо крупного коллекционера из Москвы. Техника Пикассо была для русского потрясением. Он купил два полотна, заплатив за них очень высокую по тем временам цену, и с тех пор стал самым надежным заказчиком», – вспоминал очевидец встречи.
С тех пор Щукин стал патроном еще одного представителя парижской богемы. В период с 1908 по 1914 г. Пикассо существовал главным образом на средства Щукина, являвшегося основным его покупателем. Всего в щукинской коллекции было более пятидесяти «вещей» Пикассо. Вместе с произведениями Матисса они составили впоследствии главную ценность этого собрания.
Стоит сказать о тех условиях, в которых существовали непризнанные гении на Монмартре, ставшие основными поставщиками картин в собрание Щукина. Обстановка их мастерских, служивших одновременно и жильем, вполне соответствовала той, что создал композитор Пуччини в своей опере «Богема». Нищета, постоянная нужда в деньгах, которых не хватало даже на пропитание себя и своих натурщиц, обретавшихся, как правило, тут же. Холод, заставлявший топить печку «авторскими» работами, требования кредиторов оплатить бесчисленные долги и обещания художника, что скоро эти долги будут возвращены, как только очередная картина будет продана… Весь этот замкнутый круг мог разорваться в двух местах: неожиданной смертью творца, как получилось с Модильяни, или появлением на горизонте покупателя, способного за короткое время поправить финансовое положение живописца путем покупки его картин, причем за большие деньги. Таким образом многие художники были спасены от нищеты. И спасителем в данном случае выступал «русский князь» Щукин, как называли его представители парижской богемы. А уж о том, как он повлиял на развитие современной ему французской живописи, и говорить не приходится.
Сергей Щукин не прятал свою коллекцию от народа. Он решил приобщать своих соотечественников к новому западному искусству, несмотря на обструкцию, устраиваемую «художественной общественностью». Сергею Ивановичу непросто было решиться на этот шаг. Он навсегда сохранил в памяти печальный случай, когда несколькими годами ранее один из его гостей в знак протеста против импрессионистских форм искусства перечеркнул карандашом картину Моне. Тем не менее весной 1909 г. двери дома 8 в Большом Знаменском переулке впервые распахнулись для посетителей. Каждое воскресенье в 10 часов утра Сергей Иванович встречал посетителей в вестибюле своего особняка. «Странное чувство. Смешанное чувство. Взоры с радостью останавливаются на стенах, и сердце содрогалось, как будто здесь торжествовала правда… Меня под конец трясла лихорадка», – писала одна из пришедших на выставку посетительниц.
Кузьма Петров‑Водкин, участник «щукинских воскресений», писал: «Сергей Иванович сам показывал посетителям свою галерею. Живой, весь один трепет, заикающийся, он растолковывал свои коллекции. Говорил, что идея красоты изжита, кончила свой век, на смену идет тип, экспрессия живописной вещи, что Гоген заканчивает эпоху идеи о прекрасном, а Пикассо открывает оголенную структуру предмета».
Несмотря на то что Щукин не собирал русских художников, тем не менее в своем московском доме в отсутствие французов он старался общаться с теми русскими, которым художественный стиль парижского Монмартра был близок. Это были футуристы Владимир Маяковский и Давид Бурлюк, художники‑авангардисты Аристарх Лентулов, Казимир Малевич, Владимир Татлин, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Ольга Розанова, Илья Машков, Павел Кузнецов, Кузьма Петров‑Водкин. Последний писал:
«Вся художественная молодежь Москвы была, как эпидемией, охвачена влиянием позднейшей французской живописи. Зараза шла со Знаменского переулка», где «седой, влюбленный в живопись юноша С.И. Щукин собирает диковины из боевой лаборатории Европы и страстно разъясняет бесконечным посетителям своих любимцев.
– И что бы это затеял Сергей Иванович? – недоумевали его приятели в складах и лавках. – У него смекалка коммерческая, он зря не начнет, уж он покажет Рябушинским да Морозовым!»