– Разан, ходи вместе с фотографом. А вы, пан Лавров, делайте то, что лучше всего умеете делать: возьмите свой фотоаппарат и снимайте. Во всяком случае… пока. Пред вашим объективом будет твориться история. История новой империи – Великого Исламского Государства.
Лавров молча перевел рычаг «Никона» на видеосъемку. Вскинул фотоаппарат и посмотрел через экран на Кремня.
Кремень медленно подошел к Али Фазрату и остановился, одергивая куртку. Потом поднял обе руки, очень бережно принял Изумрудную Чашу в открытые ладони и не мог оторвать от нее взгляд. Он еще немного постоял перед фотообъективом, не двигаясь.
– Иншалла, – бросил Али Фазрат через плечо. – Следуйте за мной. Лавров первый, за ним Кремень.
Заплаканная Анабель двинулась вместе со всеми.
– Курить можно? – неожиданно спросил Осинский. – Или аль-Зубаир вышибет сигарету ногой у меня изо рта?
Ахмед аль-Зубаир внезапно улыбнулся уже беззубым ртом.
– Кури, пока живой, – сказал он.
Осинский закурил. Он взглянул на аль-Сануси, который с жадностью смотрел чуть ниже спины Анабель, идущей впереди.
– Девушку не трогай, араб, – мягко сказал блондин.
– Плевал я на это, русский!
Олег нехорошо улыбнулся.
– Делаешь ошибку, – сказал он. Потом глубоко затянулся и принялся крутить в пальцах зажигалку. – Большую ошибку.
Али Фазрат рявкнул.
– Всем молчать!
Ахмед аль-Сануси уставился на Осинского. Усмешка сошла с его лица. Физиономия исламиста стала грубой и жестокой. Олег выпустил струю дыма прямо в лицо аль-Сануси, что среди курильщиков означает грубый матерный посыл.
Тем временем Али Фазрат и Кремень подошли к саркофагу. Сергей держал Чашу на вытянутых руках так, будто она была полна воды. Лавров отошел от них, чтобы снять общий план. Он приблизился к ливийцам. Лицо его было цвета сырого серого камня. Али Фазрат жестом приказал Анабель подойти.
– Стой тут!
– Девчонку отпусти! – сердито крикнул Осинский. – Порву, как тряпку, араб!
Али Фазрат надменно посмотрел на Олега, затем перевел взгляд на Виктора, как бы ожидая его реакции.
– Я знал, с чем ей придется столкнуться, если она попадет к вам, – сказал Виктор. – И подозревал, что тут дело нечистое. Но она к этому не имеет отношения. Обычная честная девушка, работала переводчицей. Оставьте ее в покое. Будьте мужчинами, воинами. Разве я много прошу?
– Да, много, – сказал Разан Зайтунех почти ласково. Он качнулся вбок, и пистолет сам собой вскочил ему в руку. Разан уперся локтем в бедро и направил пистолет Лаврову в живот.
– Делай то, что тебе сказал правоверный мусульманин. Снимай.
Во рту у Виктора внезапно стало жарко и сухо. Кремень с Чашей и Али Фазрат с руками «по швам» стояли перед саркофагом. Человек внутри хрустального купола никак на них не реагировал, да и, судя по всему, реагировать был не должен.
– Лавров, – позвал украинца арабский командир. – Настало твое время. Что означают эти китайские иероглифы, выбитые на каменном полу?
Виктор подошел к саркофагу и увидел письмена, состоящие из черточек – косых и прямых, коротких и длинных.
– Это не китайские иероглифы, Али Фазрат, это тангутский язык.
– Что это за язык?
– Язык государства Си Ся, этого государства давно уже нет, его уничтожил Чингисхан. Но язык остался – мертвый, как латынь. Его используют жрецы центрально-азиатского буддизма.
– Ты знаешь этот язык?
– Нет, конечно, я репортер, а не лингвист.
– Как ты его распознал, если не знаешь?
– Я жил в Бутане какое-то время и знаю несколько иероглифов и как они произносятся. Вот этот иероглиф, выбитый прямо на кругу у саркофага, видишь – несколько косых черточек слева с крестом внизу и одна длинная справа, пересекающая три коротких сверху вниз? Он звучит как «тха» и означает «Будда». Как ты знаешь, Будда – это не то же самое, что Бог в исламе и христианстве.
Али Фазрат напряженно всматривался в иероглифы. Лавров продолжал:
– Вот эти косые черточки слева с крестом внизу – иероглиф, означающий «человек». А справа длинная черта, пересекающая сверху вниз три коротких, – иероглиф, означающий «в три мира проникать» или «в трех мирах пребывать». Имеется в виду буддийская концепция трилокия: кама-лока, рупа-лока и арупа-лока. То есть мир желаний и чувств, мир форм и мир неформ.
– Что это значит?
– Это может означать, что человек перед нами, которого нам хочется называть Адольфом Гитлером, теперь и есть Будда.
– Он превратился в Будду?
– Каждый из нас имеет в себе природу Будды и становится таковым, когда пребывает одновременно в трех названных мирах.
– Ничего не понимаю… А это что за иероглиф слева от него?
Виктор подошел вплотную к сложному многочерточному иероглифу, сел на корточки и левой ладонью стер с него накопившуюся каменную пыль, правой придерживая фотоаппарат на колене. Сам иероглиф, как и все остальные, был размером с растопыренную человеческую пятерню.
– Этот иероглиф читается как «те». Он означает «дхарма» – у индийских буддистов, «чан» – у китайских или «дзен» – у японских. Это слово может означать веру, религию, закон, образ жизни, психофизический опыт.
– Что это означает для нас, здесь и сейчас?