Скорость вращения пола достигла такого уровня, что ноги не слушались Виктора. Он перестал снимать. Лавров оперся рукой на ближайший термоящик, вскрыл его и принялся доставать оттуда какие-то вещи и запихивать их в карман своего операторского жилета. Камеру он повесил через шею. Потом окинул взглядом вскрытый ящик и нашел свиток с записями, которые его заинтересовали. Его он тоже засунул в карман.
Ценой невероятных усилий украинец, цепляясь за термоящики, добрался до проема между ними, и Олег, протянув руку, выдернул его в проход. Это было сделано очень своевременно: все пространство склепа слилось в единый вертящийся купол, откуда раздались крики предсмертного человеческого ужаса. Стены прохода вибрировали, сверху сыпались камни, больно ударяя по головам и плечам оставшихся в живых Лаврова, Осинского и Анабель.
Вдруг из вертящейся центрифуги, в которую превратился центр скрепа, высунулись две крепкие мужские руки, схватившиеся за край термоящика.
– Кремень! – узнал Виктор руки по татуировке в виде якоря между фалангами пальцев. Он бросился другу на помощь, собираясь ухватить его и вытащить. Но поздно. Руки бессильно разжали край термоящика и исчезли в этом жутком круговороте.
Камни сверху продолжали сыпаться, они становились все больше и опаснее.
– Быстро отсюда! – скомандовал Виктор, на ходу забирая у Анабель оружие и патронташи.
Сломя голову троица бросилась через большой зал с индейскими горшками к скользким грязным ступеням, ведущим к расщелине. Камень откуда-то сверху с силой ударил в стену и срикошетил прямо в грудь Осинского, держащего за руку Анабель. Олег упал без сознания прямо под ноги Виктору, тот отскочил в сторону, чтобы не свалиться рядом. Анабель остановилась, от ужаса закрыв рот руками.
– Что стоишь? Марш наружу! – крикнул Виктор и, подхватив Олега на руки, как учили в школе разведки, понес его на спине, прямо поверх рюкзака, не забыв при этом свой фотоаппарат.
Олег не стонал, лишь смотрел стеклянными глазами в одну точку.
Соблюдать технику безопасности и двигаться осторожно теперь никому в голову не приходило. Сзади их подгонял нечеловеческий вой, вырывающийся из полузасыпанного прохода с ящиками. Когда Лавров увидел блеск лунного света, силы окончательно покинули его. Олег стал невыносимо тяжелым, а ноги налились свинцом.
Он кое-как дотащил за шиворот тело товарища до поверхности и положил его на один из плоских камней, покрывавших склоны вулкана Мелимойу. Минуты через три Олег пришел в себя.
– Вставай-вставай, поторапливайся, идти можешь? – не дождавшись вразумительного ответа, Лавров взвалил Осинского на плечи, схватил за руку присевшую на корточки Анабель и опять рванул прочь от входа в расщелину, забирая восточнее от той тропы, по которой они когда-то сюда поднялись. Скорость реакции Лаврова спасла им всем жизнь: сверху уже с грохотом катились передовые камни сходящей с вершины снежно-каменной лавины.
Глава 19
«Вкус соли»
Они бежали не вниз, а в сторону, на восток от лавины, сходящей с вулкана Мелимойу, но понимали, что не успевают.
– Витя, Витя, пусти меня, я сам, не тащи, у меня ребра сломаны, – прокричал-простонал Олег Осинский.
Лавров присел, дал ему встать на ноги, перекинув его руку через свою шею.
– Давай, Олежек, давай, шевели поршнями, давай, через «не могу»!
Светила полная луна, и это очень помогало лавировать между огромных валунов вбок и вниз по горному склону, уворачиваясь от катящихся сверху и подскакивающих в воздух камней. Вдобавок Анабель подсвечивала фонариком: именно его луч выхватил из полумрака малоприметный мелкий грот.
– Витя, сюда, сюда! – замахала девушка рукой и юркнула в убежище.
Мужчины устремились за ней.
После камнепада в гроте было безопасно и тепло, места едва хватало на троих, и Лавров с Осинским закрывали аргентинку своими спинами. Лавина снега и камней прогрохотала вниз. После всех передряг операторский жилет Виктора был изорван в клочья, многие карманы были или расстегнуты, или вырваны с мясом. Грудь Осинского была в грязи, лицо напоминало серую маску, нижнюю часть которой покрывала светлая щетина.
– Олег, помнишь детскую сказку «Рыжий, честный, влюбленный»?
– Помню, – еле слышно ответил раненый Осинский. – Кажется, про лисенка?
– Да. Так вот. Это не про тебя. Потому что ты, собака, тяжелый!
– Прекрати, гад, мне смеяться нельзя, – закашлялся Олег, еле сдерживая смех.
Виктор легонько похлопал Олега по плечу, улыбнулся девушке, развернулся лицом ко входу и попробовал сесть поудобнее. Олег начал задыхаться и не мог выговорить ни слова. Лавров достал из кармана крохотную фляжку с коньяком и сделал два маленьких глотка. Молча предложил напиток спутникам с таким видом, словно отдавал все самое дорогое, ради чего стоило жить. Осинский глотнул, на мгновение закрыл глаза, застонал и выдернул из куртки воткнувшуюся в него острую плоскую щебенку. Анабель положила фонарь так, чтобы он никому не слепил глаза, придерживая его грязной рукой со стесанной на запястье кожей.
– Дерись лишь тогда, когда нет возможности убежать, – нарушила она тишину. – Вот мы и убежали.