Уже позже он узнал, что в поход турецкое войско вышло в тёплую, солнечную погоду. Собственно для османов начало похода в конце зимы или самом начале весны было нормой. При малой скорости передвижения основного войска - километров двадцать в сутки - туркам добираться до границ приходилось не менее трёх месяцев, а то и дольше. К этому обстоятельству добавилось другое, не менее важное - у султана кончились деньги. В огромную сумму обошёлся контракт с голландцами на перевозку хлеба из Египта в Стамбул. Кормёжка войска и части горожан столицы этой зимой производилась на кредиты, полученные у тех же голландцев, с выплатой им больших денег за транспортировку. Ислам среди своих называл договор с голландцами грабительским и несправедливым, но вынужден был его заключить. Самостоятельно перевезти что-либо по морю, турки на данный момент не могли. Совсем. На Средиземном море турецкое мореплавание блокировалось Венецией, в Чёрном море - казаками. Пойти на мир с теми или другими, уступив им, султан не мог из-за полной потери лица (и более чем вероятной потери вскоре после этого собственной головы). Суда голландцев венецианцы вынуждены были пропускать. Но кредит кончился, платить воинам уже было нечего. Замаячила и перспектива совместного голодного бунта горожан и всего войска. Даже всученная голландцами по цене осетрины подпорченная солёная селёдка заканчивалась. Именно поэтому так легко поверили в Стамбуле в приход весны в середине февраля.
Время для рассматривания осадных работ у Москаля-чародея имелось. Жизнь в Созополе устаканилась, его ценные указания испрашивались редко, опытнейшие казацкие руководители прекрасно справлялись и без них. Затевать разброд и шатания перед огромным вражьим войском никто не спешил. Даже под низким покрывалом плотных облаков, с которых то и дело лило, можно было рассмотреть в подзорную трубу вражеский лагерь. И наблюдаемое там характерника радовало.
И проблемы во вражеском лагере Аркадий, находящийся в тепле, сытый уверенный в сытных обедах и ужинах на ближайшую перспективу, сильно недооценивал. Смерть уже собирала, пока в основном среди полуголодных, с ослабленным иммунитетом райя обильную жатву. Однако ими она не ограничивалась, мёрли, чем дальше, тем больше воины - сипахи, янычары, топчи... Сотни покойников в сутки уже прибавлялись, причём, с каждым днём их число росло. Иезуитская выходка казаков с обезлюдниванием округи и вырубкой деревьев обрекала осаду на неудачу. Издали возить дрова для варки пищи и обогрева на такую массу людей во всех смыслах ослабленной турецкой армии оказалось не по силам. А ведь еда, причём не только прошлогодняя солома, но и зерно, нужна была и животным. Как таскавшим эти самые дрова за десятки вёрст, так и боевым коням гиреевской кавалерии. Несчастные лошади и быки также мёрли в большом количестве, оттягивая своей смертью начало голода среди людей.
Убивали осаждающих не только простудные заболевания. В их лагере вовсю гуляла и дизентерия - находилось достаточное количество неосторожных, готовых при жажде попить из лужи. Вот малоактивные в холод микробы и отогревались в их желудках, благо иммунитет у голодающих, лишённых витаминов людей ослабел.
Заметили с бастионов и продвижение больших отрядов конницы на север. Помешать им осаждённые не могли, даже разведать, сколько всадников и куда отправились, были не в силах. Шторм то немного утихал, то опять усиливался, но волнение до приемлемого для каторг уровня не снижалось. Оставалось ждать и готовиться к штурму.