В гостиной было темно. Уличный свет не проникал сквозь плотные шторы. Генрих сидел, откинувшись в кресле, и размышлял. Вернее, пытался размышлять. Получалось плохо. Память то и дело возвращала его в кабинет к историку. Старик кивал, говорил «Смелее!» и превращался в стеклянное изваяние. Осколки сыпались на пол, бумага сгорала на алтаре, и все начиналось заново.
Генрих подумал, что надо чем-то себя отвлечь, иначе толку не будет. Вспомнив, что видел на столе подложку для светописи, проковылял туда и зажег торшер. Взял лист бумаги и вывел свой псевдоним для входа в «беседку».
Что обсуждают в стеклянном веке? Посмотрим.
Несмотря на ночное время, в «беседке» кипела жизнь. Реплики следовали одна за другой. Похоже, забава была в этом мире гораздо более популярна, чем в прежнем. Стиль общения, правда, несколько удивил.
Некий Луч-из-Тьмы предупреждал, например, заранее:
Генрих поскреб в затылке, пытаясь понять, что такое «светосияние», и как оно может являться звуком. Вряд ли так выражался кто-то из университетских профессоров. Судя по всему, в новом мире аудитория «беседки» расширилась, причем сильно.
Знаток с псевдонимом Топор рубил правду-матку:
Попробовал вмешаться Этруск:
Ответы посыпались как горох:
Генриху стало смешно. Последний оратор даже не представляет, как близок к истине. Правда, на фоне «золотых слитков» его гипотеза выглядит бледновато. Ну-ка, еще раз, как там? «Тайно переправлялись». Из-за реки, понятное дело. Спасибо, что хоть не с Марса…
Отвлекшись на эти мысли, Генрих потерял нить дискуссии. Попробовал вникнуть снова, но персонажи уже сменились. Барышня по имени Свечечка щебетала:
С ней снисходительно общался Светляк:
На странице, к вящему удивлению Генриха, начала проявляться картинка — деревья, шатры и фигуры в шлемах. Выглядело все несколько схематично, словно карандашный набросок, но довольно отчетливо. В прежней «беседке» такого и близко не было — как-то обходились словами.
Под рисунком множились комментарии:
Больше Генрих не выдержал — скомкал исписанные листы и бросил в корзину. Наверно, для историков вроде Хирта и Штрангля сравнение «беседок» из двух миров стало бы истинным удовольствием. Они с головой окунулись бы в эту клоаку, собирая материал. Но Генриху мешала брезгливость.
Тоска накатила новой волной.