Вольный Дон

«Почему я оказался в теле Никифора Булавина?»

«Он твой родственник».

«Это по какой же линии?»

«Вопрос второй, но я отвечу. После гибели Кондрата, Галины и Никифора, остался Георгий, твой младший брат. Он не знал, кто его отец и младшего Булавина воспитали чужие люди, а его новое имя стало Богданов. Ты его потомок и когда попросил о возможности все изменить, я перекинул тебя в тело кровного родича Никифора, разум которого был ослаблен страхом утонуть в реке и смог пережить слияние с новым человеком».

Дух замолчал, а я проснулся и огляделся. Солнце перевалило за полдень, и отдохнувшие воины начинали вставать со своих лежаков. Пора выдвигаться к нашей следующей цели и, объявив общий подъем, я встал и начал собирать свои вещи в ковровую сумку. В голове при этом постоянно вертелись слова духа, который не желает специально никому помогать и, еще раз, прокрутив в голове наш разговор, мне подумалось, что это, наверное, самый лучший выход из сложившейся ситуации. Мне помощь и ценные указания предка пока не нужны, сам справляюсь. А сотрудничество в принципе возможно, первый мостик перекинут и этого достаточно.

Тем временем ватага собралась. Вперед выдвинулась разведка, а за ней, растянувшись змейкой, по неудобной каменистой тропе, последовали основные силы. Мы спускались с вершины хребта все ниже и ниже. Где-то рядом шумел горный поток, и в свете закатного солнца окрестные древние леса из буков, грабов, дубов, можжевельника и редких сосен, напоминали мне побережье Крыма. На какое-то мгновение, вспомнилась жизнь Богданова, и показалось, что вот сейчас я спущусь вниз, и окажусь рядом с пансионатом «Шахтер». Но подобное ощущение быстро сошло на «нет» и, усмехнувшись, я подкинул на плече свою поклажу, подумал, что на будущее надо пошить нормальный туристический рюкзак, и продолжил движение.

Вскоре ватага втянулась в темное ущелье и, оставляя быструю и холодную горную речушку, которая несла свои талые воды в сторону Аракса, по правую руку, вышла на протоптанную человеком тропу. Топ-топ! Топ-топ! Отяжелевшие ноги несут наши уставшие голодные тела вперед. Вскоре ущелье расширяется, и разведчики дают знак, что аул близко. Казаки и черкесы рассыпаются по десяткам, а лучшие воины вместе со мной идут снимать часовых, которые охраняют поселение горцев. Все в порядке, но что-то не так. Сначала появилось предчувствие какой-то беды, а затем нос уловил запах, который ни с чем не перепутаешь, запах гари.

– Когда аул покажется? – спросил я Макара Нечипорука.

– Сейчас из ущелья выйдем и все увидим, – ответил пластун.

И точно, метров через пятьдесят, следуя вдоль тропы по покрытому лесом склону, мы смогли разглядеть поселение. И открывшееся нам зрелище удручало, ибо от аула остались только догорающие развалины, а на его окраине находилось больше сотни степных всадников, по виду, калмыков. Местных жителей не видно, зато рядом со стоянкой наших союзников выложена кучка из человеческих голов.

Рядом с деревом, за которым я затаился, остановился Нечипорук, который прошептал:

– Что делаем?

– Ждем ватагу. Сбиваемся в кулак и выходим к союзникам.

– Местных жителей жаль, – сказал запорожец, глядя на отрубленные головы. – Здесь обычные скотоводы и охотники жили, которые к войне никакого отношения не имеют, а им бошки отрезали.

– Мне такая жестокость тоже поперек горла, но калмыки наши союзники и они делают, что им приказали. Их задача сеять ужас среди персидских данников, и они с этим справляются хорошо. К тому же в ауле только мужики находились, а мы сами только что их убивать шли, так что нечего кого-то жалеть.

– Как скажешь, атаман.

Минут через десять подошла наша ватага и воины сгруппировались. Оставшимся порохом и свинцом мы зарядили оружие, а затем вышли из леса. Калмыки, увидев нас, всполошились и приготовились к бою, но до него не дошло, ибо наш язык степняки понимали неплохо. И еще через полчаса, в компании со своими «офицерами», я сидел возле жаркого костра, на котором в большом котле варился бараний шулюм, попивал калмыцкий чай (непосредственно сам чай, соль и сливки), и вел неспешный разговор с сотником Каюмом из орды царевича Даяра.

– Не ожидал увидеть здесь твою сотню, Каюм. – Сказал я калмыку, полному широкоскулому мужчине с небольшим брюшком в распахнутом на груди толстом и грязном шерстяном халате. – Как вы здесь оказались?

– Пять дней назад наша орда перешла Аракс и сейчас продвигается между рекой Кара-Су и Талашским хребтом. Осенью мы намерены вернуться в свои кочевья, а с пустыми руками, как ты понимаешь, атаман, в родную юрту не войдешь. И пока основные силы захватывают города, такие сотни как моя чистят долины справа и слева от орды.

– Мне ясна твоя мысль, сотник. Однако, – я кивнул в сторону кучи отрубленных голов, метрах в ста от костра, – зачем вы убили людей, ведь их можно было продать?

– Этих нет, – Каюм покачал головой. – Горцы и дикари, взять с них нечего и товар плохой, строптивый.

«Дикари, говоришь, – подумал я и посмотрел на грязного кочевника, – ну-ну. Мы тоже дикари, что ты, что я, разница небольшая».