Волшебник

– Как вам не стыдно!

– Стыда больше нет, – ответил Клаус. – Выйдите ночью на улицы Мюнхена или Берлина и поймете, что стыда не осталось и в помине. Он отрекся вместе с кайзером. И с тех пор у нас правит бесстыдство.

– Германия обречена, – промолвила Лула, горячась.

– Ну разве это не чудесно? – спросил Клаус.

Лула объявила, что уходит. Внезапно она показалась Томасу усталой и нездоровой. Некоторое время она сидела, уставившись перед собой, словно ее клонило в сон. Томасу пришлось проводить ее до двери.

Когда он вернулся в гостиную, Клаус спросил его, присматривает ли кто-нибудь за его сестрой.

– Что вы имеете в виду? – спросил Томас.

– Ваша сестра похожа на женщину, неравнодушную к морфину.

– Не говори глупостей, – сказала Катя.

Вскоре Эрика начала носить пиджаки и галстуки. Они с братом очень похожи, порой думал Томас. Иногда Эрика с Клаусом начинали говорить одновременно и говорили об одном, давая понять Грюндгенсу, что в их мире он пришелец и ему никогда не понять их глубокомысленных цитат, изысканных шуток и нежелания подчиняться правилам. Их манера общаться исключала присутствие третьего. Почему Эрика собиралась выйти за Грюндгенса, ни Катя, ни Томас не понимали.

– Возможно, замужество вообще не для нее, – заметила Катя.

Томаса так подмывало ответить, что, к сожалению, выйти за брата Эрике нельзя. Похоже, это был единственный способ держать Клауса в узде. Поначалу Томас не верил в серьезность ее намерений, даже когда Эрика говорила о свадьбе как о деле решенном, необходимой формальности. Однако вскоре Томасу с Катей пришло приглашение с установленной датой.

Они приняли приглашение. Томас держался насупленно и строго, а молодежь вокруг веселилась и дурачилась, называя мужчин женскими именами, а женщин – мужскими и отпуская шутки на грани приличия. Катя толкнула его под локоть, показывая на Клауса, который почти засыпал, а какая-то разодетая девушка приглашала его танцевать. Та же девушка позже поведала Томасу и Кате, что Памела Ведекинд, одолеваемая ревностью, на свадьбу не пришла.

– На медовый месяц они уедут в отель на Боденском озере, где Эрика с Памелой некогда провели любовный уик-энд, – сообщила она. – Грюндгенс в порыве ревности разорвал свадебное платье Эрики. А она даже не расстроилась, только рассмеялась, потому что платье ей не нравилось, и это задело его еще сильнее. В отеле Памела была в мужском костюме, назвавшись герром Ведекиндом, и мы думаем, что Эрика собирается зарегистрироваться там же под именем герра Манна, если Грюндгенс ей разрешит. Он бывает порой таким нудным.

Поскольку Эрика переехала к мужу, Клаус остался в родительском доме в Мюнхене. Весь день он предавался праздности, однако за ужином начинал фонтанировать идеями. Порой Томасу казалось, что он обращается к видимой только ему Эрике. Работа с Грюндгенсом в театре разочаровала троих остальных. В жизни Грюндгенс не блистал умом, к тому же прочел слишком мало книг. В нем не было искры, не было любопытства. Клаус, Эрика и Памела не могли дождаться конца представления, чтобы закатить дружеский ужин. Грюндгенс, как только гасли огни рампы, словно съеживался и за ужином не блистал, а если они засиживались допоздна, становился и вовсе невыносим. Однако на сцене он творил чудеса. Это было необъяснимо, почти тревожно, говорил Клаус.

Томаса поражало, что писательство в сравнении с иными, куда более веселыми занятиями казалось его сыну довольно унылым делом. Клаус обожал выходы в свет, вечеринки, новые знакомства и путешествия. Его не влекло в то мрачное, скрытое место, где замысел извлекался на свет в результате почти алхимического процесса. Писал он быстро. Однако Томас видел, что, несмотря на одаренность, Клаус не был художником. Что с ним будет, когда он повзрослеет, спрашивал себя Томас.

Клаус предупреждал, что замужество Эрики будет катастрофой от начала до конца. Он рассказал, что, когда они вместе с Грюндгенсом обедали в Берлине, тот вытащил журнал с фотографией Клауса, Эрики и Памелы Ведекинд на обложке и напомнил присутствующим, что изначально на снимке их было четверо. Однако редактор, посчитав Грюндгенса недостаточно знаменитым, решил его замазать. Само собой, заявил Грюндгенс, они трое – великие актеры, а он никто. Тогда как на самом деле они – всего лишь избалованные дети знаменитого писателя.

Весь вечер им пришлось выслушивать его жалобы. К тому времени Эрика успела устать от замашек мужа, который хотел, чтобы ее отец представил его управляющим различными театрами. Грюндгенсу было мало актерской карьеры, теперь он хотел собственный театр.

– Когда Эрика вернется домой, она поймет, что совершила ошибку, выйдя замуж за этого человека, – сказал Клаус. – И нам всем придется о ней заботиться.

Томас не следил за новостями об Адольфе Гитлере. В Мюнхене всегда хватало оригиналов и фанатиков, что левых, что правых. О Гитлере заговорили, когда его посадили в тюрьму и когда стали ходить слухи, что его намереваются выпустить и депортировать в Австрию. На декабрьских выборах 1924 года его партия получила три процента голосов.