– Душа моя, вам не о чем беспокоиться, – прозорливый Горидзе, после истории с Мариной догадавшийся, чем вызвано недовольство Кристины, протяжно вздохнул, едва заметно улыбнувшись с оттенком затаенной грусти в седые усы, и накрыл руку бывшей студентки своей узкой женственной ладонью. – Я видел в последний раз доктора Левандовскую так давно, что, честно говоря, опасаюсь идти к ней на встречу. Боюсь, что из прекрасной феи она превратилась в старую ведьму. Да, честно говоря, и феей-то она никогда не была. Однако, – Вахтанг Илларионович сделался серьезным и обернулся к миллионеру, – в профессиональных навыках Левандовской я ни секунды не сомневаюсь. Вы, Прохор Наумович, можете навести о ней справки. На сегодняшний день это самый талантливый специалист в области психиатрии в этой стране. Доктор Левандовская вот уже много лет возглавляет Преображенскую больницу, а это кое-что да значит.
– Можете быть уверены, Вахтанг Илларионович, я обязательно осведомлюсь о вашей протеже, – делая записи в кожаном блокноте, пробормотал Биркин, мусоля в зубах зубочистку. – Я всегда собираю самую полную информацию о людях, с которыми планирую иметь дело.
Париж, 1929 год
– Ваш «Андалузский пес» – это что-то особенное, – с чувством проговорил Камиль Гоэманс, пуская сквозь ноздри сигаретный дым.
Владелец галереи на Рю де Сен сидел за столиком кофейни напротив Луиса Бунюэля, подбирая слова, чтобы как можно лучше сформулировать созревшее предложение. Могучий здоровяк Бунюэль благосклонно слушал заслуженные похвалы мэтра, ибо и в самом деле вместе с Дали создал короткометражный, всего на семнадцать минут, фантазм из страхов и снов.
– В моей галерее сейчас выставляются коллажи Пикассо, Арпа и Магритта. Я видел репродукции картин вашего каталонского друга и считаю, что и работы Сальвадора Дали смотрелись бы рядом с ними вполне уместно, – лил бальзам на душу собеседника галерист.
– Да? – Бунюэль с интересом посмотрел на Гоэманса. – И где же вы их видели?
– Репродукции опубликовали в авторитетном испанском журнале «Черное и белое». Это те самые работы, которые были представлены на выставке испанских художников в Мадриде. Кажется, картины назывались «Фигура женщины у окна», «Венера и моряк» и «Первые дни весны». Образы, манера письма, техника – очень впечатляет!
Еще бы, ведь юный художник запечатлел свое видение мира, до совершенства отточив рисунок и живопись в Школе изящных искусств при Королевской Академии Сан-Фернандо. Сальвадор поступил туда по настоянию отца. Вдохновленный успехами сына, нотариус не пожалел средств, чтобы подготовить малыша Сальвадора к поступлению в лучшее в Испании учебное заведение, с трепетом ожидая появления вылизанных картин, выполненных в традиционной классической манере. Но ожидания его не оправдались, ибо Сальвадор избрал совершенно иную дорогу.