Волшебный корабль

И все-таки Кеннит уже тогда совсем не случайно выбрал для себя «Мариетту». Как ни запаршивела она за годы полного небрежения, как ни грязна была ее палуба, как ни уродливы латаные-перелатаные паруса – он сумел разглядеть под всей этой мерзостью благородные стремительные обводы[23]. И еще то немаловажное обстоятельство, что капитан вполне созрел для смещения. В самом деле: разве тот хозяин на корабле, кто даже не доверяет своему старпому ругаться и разбираться с матросами вместо него? Такому предводителю в самом деле пора за борт… Кеннит его туда и отправил. Через семнадцать месяцев плавания. А еще через четыре месяца тем же способом избавился от старпома. К тому времени его прежние товарищи по кубрику чуть не в драку лезли, чтобы плавать под его началом. Так что у Кеннита был выбор. И он взял себе в старшие помощники Соркора. Со всем тщанием и чуть ли не с ухаживанием – лишь бы тот сделался его, Кеннита, верным сподвижником.

И когда они заполучили командование, капитан со старпомом увели корабль в открытое море, подальше от каких бы то ни было берегов. И там учинили форменную чистку команде. Так матерый картежник за игральным столом избавляется от лишних карт. Кеннит и Соркор оказались единственными людьми на борту, кто знал навигацию и мог проложить курс, так что бунта можно было не опасаться. Тем не менее Кеннит внимательно следил, чтобы строгость Соркора ни в коем случае не переросла в «рукосуйство». Кеннит полагал, что большинство моряков чувствуют себя всего лучше, если капитан правит ими твердой и справедливой рукой. Каждый должен знать свое место, свои права и обязанности, свое дело. Пусть привыкнут полагаться на своих товарищей и в особенности на вожака.

В общем, с прежней безалаберной вольницей было покончено. Кто способен был превратиться из раздолбая в справного моряка – превратился. Времени для этого было в достатке. «Мариетта» шла и шла вперед. До тех пор, пока на борту не иссякли съестные припасы, а Кеннит с Соркором не перестали узнавать звезды в небесах.

Когда наконец они привели свой корабль в порт (столь отдаленный, что даже Соркор не знал местного языка), «Мариетта» выглядела аккуратненьким купеческим суденышком, а команда бегом бросалась по местам по первому знаку начальства. Там-то Кеннит употребил свои деньги, которые давно и бережно скапливал, на переустройство корабля. Потом они подняли якоря… и капитан с лихвой вернул потраченное, посвятив целый месяц беспощадному разбою, подобного которому тамошние мелкие гавани никогда прежде не знали.

Обратно в Делипай «Мариетта» вернулась, доверху нагруженная невиданными товарами, не говоря уже о монетах никому не известной чеканки. Ну а моряки, выжившие в том походе, разбогатели, как ни разу доселе. И были преданы своему капитану, как верные псы.

Так одно-единственное плавание принесло Кенниту и корабль, и его нынешнюю репутацию, и целое состояние.

Честно признаться, в те дни он готов был вообразить, что переживает звездный час своей жизни и мечтать становится уже не о чем. Ан нет! Стоило выйти на берег – и все самодовольство слетело с него, как слезает отболевшая кожа после ожога. Да, вот они идут вразвалочку по улицам Делипая, его матросы, и у каждого – тяжеленный мешок награбленного: монет, слоновой кости, дорогих украшений. Все разодеты в шелка – важные господа, да и только…

Вот тут Кеннит внезапно и со всей остротой понял, что никакие они не господа, а всего лишь простые матросы и все их нынешнее великолепие через считаные часы будет проглочено ненасытной утробой вонючего Делипая. И в тот же миг безупречно отчищенные палубы «Мариетты», свежая краска на ее бортах и замечательные новые паруса показались ему триумфом столь же мимолетным, как и временное богатство команды. Он отделался от Соркора, приглашавшего своего капитана вместе повеселиться на берегу, и всю неделю стоянки напивался в одиночестве, не выходя из каюты. Вот уж чего он никак не мог ожидать – что его так выбьет из колеи именно успех! Кенниту казалось, будто его жестоко надули.

Он как следует пришел в себя лишь много месяцев спустя, и это время, выкинутое из жизни, недешево ему обошлось. В самом деле, как жить, если сбился с курса и потерял цель, если сам не знаешь – ради чего? При этом некоторой частью сознания он понимал, что не просчитался, выбрав себе старпомом именно Соркора. Старший помощник продолжал распоряжаться на корабле, как будто ничего не происходило, и в душу своему капитану не лез. Да и команда, если даже чувствовала, что с капитаном творится неладное, никак этого не показывала. В те невеселые дни Кеннит окончательно убедился, сколь верным был один из его обычаев: на правильном корабле капитану не обязательно иметь дело непосредственно с матросней. Достаточно изложить свои пожелания старпому. А уж тот проследит, чтобы все было должным образом претворено в жизнь, и ничем твоего доверия не обманет.