Волжский рубеж

На середине пути, когда охотцы ждали белых облачков впереди на бартере, громовых раскатов и свиста картечи, и впрямь грянули пушки, но били они слева! Били от большой каменоломни! А они и не ждали оттуда нападения! Англичане еще не пристрелялись, и потому ядра взрывались то впереди полка, то позади его, но вот уже первое ядро влетело в середину колонны второй роты, и солдаты посыпались в стороны. А тут еще ударили и пушки с карниза Сапун-горы – и тоже на первый раз мало задели русских, но все-то понимали – пристреляются! И тогда!..

«Господи помилуй! Господи помилуй! – слышал Петр Алабин громкий шепот одного из солдат своего взвода, идущего сзади. – Господи Вседержитель, помилуй меня грешнаго! Господи!..» И хотел бы он прервать лепет, да не посмел! Сколько им жить – минуту, две? Как можно обрывать человека, когда он взывает к Создателю, да еще в такую минуту?!

– Левой! – перекрикивая и свист ядер, пролетавших над ними, и громкий шепотом солдата, чеканил он. – Левой! Левой!

Одного хотелось, страстно хотелось! – миновать эту полосу, дойти по подъема и пикетов англичан! Ворваться туда и начать бой! Страх, забравшийся в самые печенки, вдруг притупился. Красные мундиры англичан становились все ближе! И ядра пролетали мимо. И только если поглядеть по сторонам, можно было увидеть, что от первой роты Охотского полка не осталось и половины – тут и там лежали мертвые солдаты, их разорванные тела, раскромсанные и пробитые свинцом штуцерников! Лежали целыми взводами на каменистой земле! И кровью их были забрызганы сапоги идущих! А ядра все рвались и рвались по сторонам. Отчаянный крик за спиной ушатом ледяной воды обдал его. «Ранен?! – пронеслось в голове. – Я ранен?!» Да нет же, нет! Алабин рывком оглянулся и понял, что молившийся солдат, качаясь травинкой на ветру, уже мертв. Глаза его были слепы. Штуцерная пуля сразила его, он упал на колени и повалился в сторону. У человека свой план, у Вседержителя свой! И не совпадают они в человеческом сердце, бедном и несчастном, обреченном на страдания…

– Командир второй роты убит! – услышал Петр сзади голос командира Черенкова. – Жаль Мишку Пожарского! Ох, жаль!..

– Левой, левой! – чеканил Алабин.

– Нам бы артиллерию сейчас! – бросил позади Гриднев. – Мы бы им, сукиным детям, показали!..

– И так покажем, только дойти-с надо! – бросил ему Черенков. – А мы дойдем, Паша, дойдем-с!

Командир полка Бибиков дал приказ бить по англичанам. Близко они уже были – теперь долетит пуля! Шеренги ощетинились ружьями и дали залп, их сменили другие шеренги охотцев. Отсюда было видно, что англичане падают за своими пикетами, но им на смену приходят другие.

– Приготовиться к атаке, господа офицеры! – где-то недалеко приказал командир полка. – В штыковую идем! С Богом-Вседержителем, братишки, идем! За землю Русскую! За Крым! За славу предков наших!

– Третья рота-а-а! – понеслось вдоль шеренги. Вопил что есть силы ротный Алексей Черенков. – К штурму высоты, мать ее, готовсссь! Ма-арш!

И они побежали – во всю прыть побежали вверх по склону, начинавшемуся полого. Дальше потруднее будет! – знали все, но ненависть и желание истребить врага оказались куда сильнее!

Русских боялись в штыковом бою все армии Европы. Они, эти усатые мужики с прокопченными лицами, служившие десятки лет подряд, часто – немолодые, шли на противника с бесстрашием римских легионеров. Европейцам трудно было понять логику русского солдата, но эта логика была прочнее любой стали. Ничего не было у русского крепостного солдата, даже портки и шинель – и те принадлежали царю-императору! Был он гол, как сокол. И роди он где сына или дочь, в своем ли селе, на чужой земле, и те в одночасье станут чьей-то собственностью. Своего или другого барина. Но что-то должен иметь человек, свое, нерушимое, чем-то гордиться, что-то передать другим – и русский крепостной солдат имел воинскую честь и великую боевую отвагу. Этого не мог отнять у него никто, даже офицер, надумай он сунуть кулаком своему рядовому за провинность прямо в рыло. Да если и поступали так нерадивые офицеры, то в мирное время! Когда шла война, у русского крепостного солдата вырастали крылья – черные крылья смерти. И каждый становился маленьким богом войны, внушающим страх врагу и уважение своим командирам! «Кому нечего терять, кроме чести, – заметил однажды знаменитый полководец, – того стоит бояться!»