Устал я, будто шел по пухляку на лыжах, когда ноги вместе с лыжами проваливаются по колено. А питекантропы на лыжах не ходят. Я рассмеялся. Один на этом пустынном пляже. Вспугнул пару местных стервятников – археоптериксов, копошившихся в кучах морских отходов, которые вялый прибой выплевывал на берег.
Как ни торопился, к завтраку все-таки опоздал. Уже все поели. Радист повязал голову майкой – необходимая вещь на просеке, иначе в этой жарище пот глаза заливает. Алексей сидел сонно с пустой кружкой, на которой еще болталась обгорелая этикетка. Прохор подкармливал мелких ящериц, сновавших у ног.
– Ну что же вы, товарищ капитан, – укоризненно протянул Галюченко, повернувшись от костра. – Я вам двух птиц в золу закопал, но все равно остыли уж, а дров подбросишь – высохнут и не разжевать.
Пришлось извиниться:
– Не рассчитал, Петр Иваныч. Ушел по отливу, размахался, иду и иду, не замечаю, прохладно, главное. А назад что-то увяз, долго брел по песку.
Я принялся добывать из золы свою порцию завтрака. И правда, остыли, ну и ладно.
– А туда по песку быстро? – прищурился Алексей, наливая себе кипятка.
Не понял, что он имел в виду.
– Казалось, быстро. Пока ноги не устали.
– Точно ноги? – Штурман еще и наклонил голову к плечу, будто птеродактиль. – Туда ты по мокрому песку шел, сразу после отлива. Обратно – по сухому. Полчаса, и все – высох песок по жаре. Замечай.
Алексей замолчал, отхлебнул чай.
Прилив, отлив… Действительно, не обратил внимания, и тут у меня в голове что-то сложилось.
– Точно, Алеха! – Я хлопнул его по плечу. – Как по плацу маршировал. И «ланкастер» по мокрому, как по плацу, поедет.
Алексей подмигнул, и показалось – не так запросто он догадался про мокрый песок. Что же тогда раньше не сказал? Но цепляться к нему не хотелось, решение-то нашлось. Поэтому я спросил мирно, просто из любопытства:
– Так ты знал, что по мокрому песку взлетать можно?
– Нет, конечно, сейчас только догадался. Будто щелкнуло в голове, твое это «размахался» и некоторые семейные воспоминания совпали. – Алексей пожал плечами. – Я не говорил раньше, но теперь что толку таиться? Выберемся или нет, неизвестно.
Я молча на него взглянул. Штурман сидел уставившись в одну точку на углях. Лицо серьезное. Таким его не часто увидишь. Видно было, Алешка тянет, сомневается, рассказывать или нет, но не мне за него решать. А он вдруг опять заговорил, сухо и отчужденно, так, когда не знаешь, что тебе прилетит в ответ.
– Я совсем маленький был, когда брата матери, дядю Севу, в начале двадцатых решением ревтрибунала отправили на Сахалин. Как раз туда, куда Макар телят не гонял, то есть чуть севернее от японцев. – Алешка сделал паузу, но и мы молчали, я дров подбросил, будто в этом была необходимость, но хотелось просто не спугнуть. Штурман решительно продолжил: – Но родственник сказал, повезло, лагерь нормальным оказался. Жили, работали, если, говорит, мерли, то больше от обычных причин. Уже в тридцатых дядька вернулся, и с тех пор никто его не дергал почему-то. Рассказывал про Сахалин много. Место интересное…
– Мне тоже хотелось на Сахалине побывать, – сказал Костя, – сосед туда заготовителем ездил перед войной. Все вспоминал, как горбуша горбатая вверх по реке прет, а икры в ней – во! – Он вскинул руки, растопырив ладони загребущими пригоршнями.
Алешка взглянул на него быстро, усмехнулся, и я увидел, что отпускает его – глаза оттаяли. Он кивнул:
– И про лопухи – под каждым пять человек от дождя могли спрятаться; и про медведей, которые по лагерю ходят, и все равно им – люди здесь или нет; и про рыбу, которая в путину вверх по реке идет так, что вилы воткнешь, и вилы стоя плывут. А главное, рассказал, что вокруг лагеря леса строевого не было, на лошадях возили за десять километров. И эти двадцать километров занимали ровно полтора дня. Утром по руслу ручья на берег спустились – туда уехали, там еще русло, по нему поднялись, погрузились, и – отдыхать, костер жечь до следующего утра. Потому что по отливу, по мокрому песку, лошади телегу тащили легко. А подсыхал песок, и что в пустую телегу, что в груженую впрягать бесполезно. Колеса вязли, с одной стороны вода, с другой – скала. Не успеешь до прилива, и все, крышка. В прилив океан метра на три по стене поднимался. Раз новичков начальник послал, и им не объяснил никто. Из всей бригады один и спасся…
Я помнил, что в анкете у нашего штурмана какой-то дядя присутствовал, но помнил без подробностей. Теперь понятно стало почему – мол, мало ли, что произошло в семье, когда совсем маленький был, мне и не рассказывали. Правильно, что не писал про дядю, а то летали бы мы сейчас с другим штурманом.
– Удачно вспомнил, – сказал я, рассмеявшись, хотя смеяться, по совести, не хотелось, – мысль хорошая. Думаю, так и сделаем. А вот про то, что вряд ли выберемся, это ты зря.
– Зря, – кивнул Алексей. – Накатило просто.
Мы замолчали. Ничего говорить не хотелось. Звон стоял уже полуденный.
Глава 24
Гнездо