Вопль археоптерикса

Сегодня Проша попросил помочь перенести гнездо. Он горячился, толковал про то, что «управимся быстро, что не надо даже тратить на это обеденный перерыв», потом сбивался на то, что «перетащим, когда совсем стемнеет». А дело все было в том, что посредине намеченной просеки, в зарослях, он обнаружил немаленькое такое гнездо. Как уцелело, когда над ним «ланкастер» джунгли крушил, почему хозяева не эвакуировались – непонятно.

Физик, оказывается, это гнездо сразу заметил, но нам ничего не сказал, чтобы омлетом не побаловались. Теперь, когда фронт работ развернулся в направлении пляжа и мимо мы не пройдем, пришлось ему объявить о своем секрете.

– Вы не понимаете, – горячился свежеиспеченный биолог-исследователь. – Яйца динозавров окаменевшие находят. Никто не знает, как долго они инкубируются, охраняют их старшие особи или нет. А тут их жилище, в нем две наседки – родители. Нельзя шанс упускать обогатить научные знания…

Конечно, тащить никто не собирался. Даже говорить об этом не хотелось, времени просто не было. И сначала все переругались, а потом уставились на меня.

– Проша, это чересчур, – как можно мягче высказался я против его затеи, – может, ты и не догадываешься, но работы выше головы, а ты… Хотя, признаю, они симпатичные, эти твои зверюшки.

– Глупо, – сказал решительно Константин. – Целый день тратить на них.

– Ну, несерьезно, – укоризненно возразил Алексей, – в конце концов, просто дичь, яичница, одним словом, обед. Нет, когда-то мой предок, конечно, отказался от дичи, и эта дичь стала псом, но я еще не созрел. Недостаточно цивилизован, получается.

– Это еда, – с улыбкой подтвердил Петр Иваныч.

Когда бортстрелок улыбнулся, я понял, что гнездо мы потащим. И остальные, наверное, тогда же поняли. То ли эта Прошина идиотская доброта заползала в нас, то ли мы сами при посадке головой стукнулись и теперь всерьез обсуждали перенос кучи мусора.

Вообще-то Климов, конечно, преувеличил. Много ли работы – лесной хлам перетащить, кроме того, делать что-то с ним все равно придется. И ящеры эти были необычные. Точнее, похожи-то на обычных крокодилов. Но было в них что-то плюшево-заячье. Лапки передние коротковатые, и, чуть что, крокодильчик перед тобой вдруг присаживался на задние лапы, опирался на хвост и смотрел. И что характерно, не боялся. Неведомые их миру мы звери.

Вот и теперь они просто встали в гнезде на задние лапы и стояли. Это было странное ощущение. Проша, не отводя глаз от двух замерших неподвижно рептилий, сказал:

– Мне кажется, они не бросят гнездо, если мы их перенесем.

– А если бросят? – возразил Алексей, стоя рядом и устало разглядывая «семью». – Нет, нельзя переносить. Семья – это святое. – Тут он не сдержался, хрюкнул, едва пересиливая смех.

– Нет, – не сдавался физик, – я наблюдал. Они ни разу из гнезда не ушли. Даже не кормятся, наверное. Как рыбы… есть такие рыбы, которые во рту икру берегут, а потом мальков. И пока те растут, не едят ничего. Наверное, эти тоже не едят, детей охраняют. И нас совсем не боятся.

Твою мать, во рту икру берегут… ни разу не слышал. Мы все выстроились перед гнездом.

– Проша, ты еще переговоры устрой, может, усыновят, – сказал Алексей. – Сколько здесь детей? Двадцать четыре? О! Двадцать пятым, значит.

– Переживаю, они до нас не доживут, – проворчал радист, качая головой.

Чувствовалась издевка в этом его «переживаю».

– А как же они охраняют, если тебе на руки… мм… первенца отдали и не возражают? – спросил я, так и не определившись, как их назвать.

– Не знаю, – смутился Прохор. – Наверное, не охраняют, а греют, например. Чтобы не простудились…

Наши потные лица тут же разгладились – точно греют. Жара день и ночь такая, что этих самых зайцев печь можно, не заморачиваясь изобретением огня, а он – чтоб не простудились. И что интересно, такой человек, так сказал, что после этой дурацкой фразы всем зайцев стало жалко, да и самого Прошу тоже.

Не охраняли, сидели и грели.

Эти двое «родителей» из крокодило-ящеров все время смотрели на нас из своего жилища. Пока мы промеряли длину борозды, вспаханной «ланкастером» при торможении по джунглям, пока решали, что нужно сделать в первую очередь, а что можно отложить на потом, пока размечали ширину просеки, которую теперь будем рубить к пляжу. Сидели, смотрели и грели.

В этих играх со зверушками виноват, конечно, Проша, но семья, ворочавшая вслед за нами головами, к вечеру сидела у меня в печенках. Мне их жалко, что ли?! И похоже, не только мне, потому что за ужином решили, что завтрашнее утро посвятим гнезду.

Утром бортстрелок по воду ушел, за дичью, силки проверить. Вернулся – улыбка во все лицо – лыбится и ничего не говорит. Сколько ни спрашивали, молчит и смеется, смеется и молчит.

После завтрака вышли на просеку, пять минут, и мы на диспозиции. Проша летел первым как на парусах, майку на голову на ходу повязал, приговаривая:

– Да мы быстро, тут работы-то…

Вдруг затормозил и в наши лица пристально так принялся вглядываться. Петр Иваныч смеялся уже вслух. Алексей ржал:

– Я же говорил, усыновят.