Я хмыкнул. Лось меня как-то особенно рассмешил. И понял, что отлегло, да и неприятный осадок от нескончаемых разговоров о фрице улетучился, растворился или хотя бы просто отошел на второй план.
– Получается, не сильно от большого ума, так и лоси могут.
Проша тоже рассмеялся, снял очки и принялся протирать их гимнастеркой. Надел. Посмотрел на меня, как учитель:
– И лебеди.
– О! Лебеди – это хорошо, – сказал я неожиданно для себя очень серьезно. – Жаль, что тебе не удастся определить, к каким из них всех относятся наши крокодилозайцы.
– Это да. У нас на озере, на даче, гнездились лебеди. Такие красивые, а петь не умеют. И на птенцов будто лают. Звук такой издают…
Ну и что, что не умеют петь. Я улыбался, слушал Прошу и думал… Если бы их тут не было, Проши, Петра Ивановича, Кости, Алешки, я сошел бы с ума. Мне бы просто незачем было не сойти.
Глава 32
Фотография
Алексея с Костей я ждал к вечеру, собирался пойти навстречу. Кто их знает, может, нужного на «юнкерсе» окажется слишком много, и бросить будет жалко. Хотя можно и бросить, а забрать в другой раз. Здесь людей не водится, кому нужны наши железяки и тряпки. Только нам. Это полное отсутствие людей сначала было забавным, а потом превратилось в «не очень смешно». Первыми стали угнетать вопросы, а где мне взять нож, когда этот… не знаю, выйдет из строя, потеряется, утонет. Или как сделать ту же гайку, если, например, какой-нибудь зверь деталь на сувенир утащит…
Очередной пень хорошо занялся, смолистые араукарии горели быстро. Сожгли сегодня с Прошей пять крупных пней. Он мне уже рассказал про всех обнаруженных им новых тварей, про то, что если бы сейчас оказался в нашем времени, то занялся бы, пожалуй, не физикой или не только физикой. Но вот уже с час, как мы молчали. Машинально перемещались, делали каждый свое дело и молчали. Это нормально. Мы ж не идиоты, все время болтать.
Смотрю, физик сидит сзади меня на бревне. Брови поднял удивленно, очки на лоб загнал, в одну точку уставился. Вымотался. Я подошел к нему, дал фляжку. Он отхлебнул.
– Отправляйся, Проша, отдыхать, а ко мне Петра Иваныча отправь. Фриц вроде как опасности не представляет.
Проша встряхнулся, потер устало лицо.
– Хорошо. Да и с машиной надо кое-что проверить, попробовать бы ее запустить. Вдруг контакт какой-нибудь отошел от тряски, когда на деревья садились. Нет, я еще и еще проверять буду, но батареи пустые совсем. Понимаешь, чтобы наверняка, требуется полный ток подать, значит, нужно запустить самолет, а для этого нужно топливо. Так?
– Так.
– Замкнутый круг какой-то. В который раз кружу по нему, опять подведу вас. – И Прохор так же отрешенно уставился в землю.
– Опять. А когда в первый раз было? – спросил я, садясь рядом на бревно.
– Ну, а сюда по чьей вине мы свалились, – совсем не вопросительно спросил в ответ Проша, прищурился и скучающе стал смотреть на верхушки деревьев, – только не надо мне ничего говорить.
Я провел рукой по лицу, смахивая пот. Градусов под пятьдесят в тени.
– Знаешь, Прош. Я все-таки скажу, разрешаешь? – спросил тоже не вопросительно я, уставившись на те же самые верхушки наших джунглей. – Ты хотел войну закончить. И мы хотели. Да, в общем-то, и все на этой войне оказались потому, что закончить ее хотят. А уж кого и как она приложит, тут не угадаешь. Если бы не «юнкерс», ведь все могло получиться. И он нас не сюда отправить пытался, а в землю носом. Но мы вот тут неплохо устроились, живые.
– Мне иногда кажется, что ничего не получится, – перебил меня вдруг Прохор, – что мы, наверное, и не выберемся отсюда.
Ох, Проша, мне, может, тоже много чего кажется. Но вслух я бодро сказал:
– Вероятность такая есть ведь, так? Самолет, твоя машина, топливо – все есть. Я тебя как научную сторону нашего экипажа спрашиваю.
– Да-а. – Физик повеселел, уловил мою мысль.
– Ну и вот, расклад такой. Пока вероятность есть, будем рубить просеку. Машину проверяй как хочешь. Просто, Прош, сделай все возможное. Иначе будет обидно, если над Берлином без бензина свалимся с заглохшими моторами.
– Сделаю, – очень серьезно посмотрел физик.
Смешной он, вот смотрит, а уже сквозь меня, будто уже циферки там свои считает-считает. Я встряхнул фляжку, булькнуло на дне – почти пустая.
– Пусть Петр Иваныч водички захватит.
– Передам. А тебе приказываю, капитан, лечь на бревно…
Я повернулся к Проше и уставился на него. Это что-то новенькое. Тот мягким своим голосом с довольной мордой доброго пса все нерешительнее продолжал:
– …вытянуться в полный рост, значит, и отдыхать до прихода ефрейтора Галюченко…
Тут только до меня стало доходить, что Проша-то назначен командиром нашей экспедиции и сейчас, похоже, пытается продемонстрировать это. А тот еще нерешительнее добавил:
– Во избежание теплового удара. У тебя, Миша, лицо красное.
– Слушаюсь, товарищ командир, – с серьезной мордой ответил я.
Физик довольно рассмеялся и пошел.