Читаем Вопросы и ответы полностью

143 Ср. толкование свт. Кирилла Александрийского: «Мы не дойдем, конечно, до такой степени неразумия и, лишившись здравого смысла, не станем думать, чтобы причастие Евхаристийного Хлеба (ευλογία) злым человеком могло диаволу послужить предлогом для вхождения [в человека]. Напротив, не удаляясь от истины, скажем об этом так: так как несмотря на то, что была исчерпана вся мера любви к нему (Иуде. – А. С.) и уже не оставалось более ничего для его почитания и расположения, он продолжает иметь то же самое намерение, не исправляет своего злого умысла покаянием, не отвлекает своего сердца от беззаконного желания и не оплакивает слезами того, о чем он дерзнул хотя бы даже только подумать, но еще хуже жаждет достигнуть своего нечестивого умысла, охваченный злою дерзостью, то наконец вошел сатана (в него), найдя сердце его как некоторую открытую настежь дверь, лишенным предохранительного бодрствования, и ум увидав отворенным и весьма готовым уже к охотному совершению того, что желал и о чем размышлял». Еще святитель добавляет, что «добрые советы и таинственная Евхаристия… особенно сильно противодействуют человекоубийственному яду диавола» (Сет. Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна. IX // Творения святителя Кирилла Александрийского. Кн. 3. С. 469–471).

144

Подразумевается, естественно, сокрушение и плач о своих грехах.

145 Понятие ελεημοσύνη мы традиционно переводим как «милостыня», хотя оно имеет более широкий спектр смысловых оттенков, подразумевая и «милостивость» в смысле блаженств в Мф. 5:7, и «милосердие». Свт. Григорий Нисский, толкуя это блаженство, подчеркивает здесь уподобление Богу, так как «милостивым святые мужи называют Божие могущество». Поэтому и у людей «милость есть исполненное любви расположение к претерпевающим со скорбью что-либо для них обременительное» (Сет. Григорий Нисский. О блаженствах. 5 // Свт. Григорий Нисский.

О блаженствах. М., 1997. С. 66, 68). В «Богословских главах», приписываемых преп. Максиму Исповеднику, целая глава посвящена этой добродетели. Здесь среди прочего цитируются слова свт. Иоанна Златоуста: «…без милостыни и душа бесплодна. Без нее все нечисто, все бесполезно; без нее теряется большая часть добродетели» (см. перевод П.К. Доброцветова: Пчела. 7, 22 // «Пчела». Богословские главы преп. Максима Исповедника. М., 2013. C. 75–76).

146 Это повествование вошло в один из анонимных сборников «Апофтегм» («Древнего патерика»). См.: Guy J.-C. Recherches sur la tradition grecque des Apophthegmata Patrum. Brussels, 1984. P. 69.

147 Схожий рассказ имеется у блж. Иоанна Мосха. См.: Блж. Иоанн Мосх. Луг духовный. 175 // Творение блаженного Иоанна Мосха. С. 206. Император Зенон (Зинон), правивший в 474–491 годах, известен своим эдиктом «Энотикон», которым он попытался соединить православных и монофизитов. Однако эта попытка не увенчалась успехом. См.: Васильев А.А.

История Византийской империи. Время до Крестовых походов (до 1081 г.). С. 165–168.

148 Очень свободная ссылка на сочинение «О церковной иерархии» (7, 7). Русский перевод см.: Дионисий Ареопагит. Сочинения. Максим Исповедник. Толкования. СПб., 2002. С. 727–729.

149 Олимпиодор, толкуя это место, говорит, что речь здесь идет о пределах здешней жизни и о смерти, полагающей предел здешней жизни и затворяющей деяния (труды – των πόνων) – как порочные, так и добродетельные. См.: Olympiodor Diakon von Alexandria.

Kommentar zu Hiob / Hrsg. von Ursula und Dieter Hagedorn // Patrist-ische Texte und Studien. Bd. 24. Berlin; N. Y., 1984. S. 47.

150 См. высказывание о Нероне у Евсевия Кесарийского: «Этот первый среди властителей богоборец горделиво поднял руку на апостолов. Рассказывают, что Павел при нем был обезглавлен в самом Риме, а Петр распят; рассказ этот подтверждается именами Петра и Павла, уцелевшими на кладбище этого города» (Евсевий Кесарийский. Церковная история. II, 25 // Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993. С. 76).

151 В данном случае, как нам представляется, так лучше перевести термин πρόθεσιν, имеющий ряд значений, в том числе «намерение», «склонность», «благожелательность».

152 См.: Лк. 16:9. Ср. толкование блж. Феофилакта: «Будем приобретать себе друзей в нищих, употребляя на них неправедное богатство, данное нам от Бога в оружие правды. Если же богатство, праведным путем доставшееся, когда им управляют нехорошо и не раздают нищим, вменяется в неправду и в мамону, тем более богатство неправедное. Будем же сим последним приобретать себе друзей, дабы, когда умрем и переселимся из здешней жизни или в другом случае будем малодушествовать от осуждения, они приняли нас в вечные обители» (Благовестник, или Толкование блаженного Феофилакта, Архиепископа Болгарского. Т. 1. Киев, 2006. С. 505).

153 Свободная цитата из Агг. 2:8.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Моя жизнь во Христе
Моя жизнь во Христе

«Моя жизнь во Христе» — это замечательный сборник высказываний святого праведного Иоанна Кронштадтского по всем вопросам духовной жизни. Это живое слово человека, постигшего самую трудную науку из наук — общение с Богом и преподавшего эту безценную науку открыто и откровенно. Книга переиздавалась множество раз и стала излюбленным чтением большинства православных христиан. В этом издании впервые воспроизводится полный текст уникальной книги святого праведного Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», которую святой писал всю свою жизнь. Текст печатается по изданию 1893 года, с редакторскими правками Иоанна Кронштадтского, не сокращёнными последующей цензурой и досадными промахами редакторов и издателей. Составители старались максимально бережно отнестись к языку оригинала, скрупулёзно сверяя тексты и восполняя досадные потери, которые неизбежны при слепом копировании, предпринятом при подготовке разных изданий знаменитой книги.

Иоанн Кронштадтский , Св. прав. Иоанн Сергиев

Православие / Религия / Эзотерика
Православие и свобода
Православие и свобода

Представлять талантливую работу всегда приятно. А книга Олеси Николаевой «Православие и свобода» несомненно отмечена Божиим даром приумноженного таланта. В центре её внимания − проблема свободы воли, то есть та проблема, которая являлась мучительным вопросом для многих (и часто − выдающихся) умов, не просвещённых светом боговедения, но которая получает своё естественное разрешение лишь в невечернем свете Откровения. Ведь именно в лучах его открывается тот незыблемый факт, что свобода, то есть, по словам В. Лосского, «способность определять себя из самого себя», и «придаёт человеку отличающую его особенность: быть сотворённым по образу Божию, ту особенность, которую мы можем назвать личным его достоинством»[1]. Грехопадение исказило и извратило это первозданное достоинство. «Непослушанием Богу, которое проявилось как творение воли диавола, первые люди добровольно отпали от Бога и прилепились к диаволу, ввели себя в грех и грех в себя (см.: Рим. 5:19) и тем самым в основе нарушили весь моральный закон Божий, который является не чем иным, как волей Божией, требующей от человека одного − сознательного и добровольного послушания и вынужденной покорности»[2]. Правда, свобода воли как изначальный дар Божий не была полностью утеряна человеком, но вернуть её в прежней чистоте он сам по себе не был уже способен. Это было по силам только Спасителю мира. Поэтому, как говорит преподобный Иоанн Дамаскин, «Господь, пожалев собственное творение, добровольно принявшее страсть греха, словно посев вражий, воспринял болящее целиком, чтобы в целом исцелить: ибо "невоспринятое неисцеляемо". А что воспринято, то и спасается. Что же пало и прежде пострадало, как не ум и его разумное стремление, то есть воление? Это, стало быть, и нуждалось в исцелении − ведь грех есть болезнь воли. Если Он не воспринял разумную и мыслящую душу и её воление, то не уврачевал страдание человеческой природы − потому-то Он и воспринял воление»[3]. А благодаря такому восприятию Спасителем человеческой воли и для нас открылся путь к Царству Божиему − путь узкий и тесный, но единственный. И Царство это − лишь для свободно избравших сей путь, и стяжается оно одним только подвигом высшей свободы, то есть добровольным подчинением воле Божией.Об этом и говорится в книге Олеси Николаевой. Великим достоинством её, на наш взгляд, является тот факт, что о свободе здесь пишется свободно. Композиция книги, её стиль, речевые обороты − свободны. Мысль течёт плавно, не бурля мутным потоком перед искусственными плотинами ложных антиномий приземлённого рассудка. Но чувствуется, что свобода эта − плод многих духовных борений автора, прошлых исканий и смятений, то есть плод личного духовного опыта. Именно такой «опытный» характер и придаёт сочинению Олеси Николаевой убедительность.Безусловно, её книга − отнюдь не богословско-научный трактат и не претендует на это. Отсюда вряд ли можно требовать от автора предельной и ювелирной точности формулировок и отдельных высказываний. Данная книга − скорее богословско-философское эссе или даже богословско-публицистическое и апологетическое произведение. Но, будучи таковым, сочинение Олеси Николаевой целиком зиждется на Священном Писании и святоотеческом Предании, что является, несомненно, великим достоинством его. А литературный талант автора делает сокровищницу Писания и Предания доступным для широкого круга православных читателей, что в настоящее время представляется особенно насущным. Поэтому, думается, книга Олеси Николаевой привлечёт внимание как людей, сведущих в богословии, так и тех, которые только вступают в «притвор» боговедения.Профессор Московской Духовной Академии и Семинарии,доктор церковной истории А. И. Сидоров© Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 2002По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II

Олеся Александровна Николаева

Православие / Религиоведение / Христианство / Эзотерика / Образование и наука
«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века
«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.

Елена Александровна Бузько

Православие / Прочая старинная литература / Религия / Эзотерика / Древние книги