Увы, к сожалению, действительно такой жесткий приказ был. Продукты держали на складах до последнего. Сколько миллионов тон хлеба сгнило на государственных складах, одному богу известно[73]
. Сколько продуктов пришло в полную негодность, когда в стране было много полуголодных. Что можно противопоставить этому?— Во многом, вы конечно правы, Валентин Иванович! Тут мне нечего возразить. Но я прошу обратить внимание на то, что эти склады при таком хищническом использовании через полгода-год вообще как объект перестанут существовать. Этого мы не имеем права допустить! Необходимо срочно принять решительные меры.
— Я проведу расследование! — твердо пообещал Москаленко. — Завтра же составим комиссию. Выше участие в этом деле будет мной отмечено в специальном докладе в Москву. А вас, Михаил Аркадьевич, от себя лично благодарю за содействие и откровенность!
Он протянул мне руку, и я пожал ее. Я слегка нагнул голову, словно отвечая так на комплимент. На самом деле мне просто трудно было сдержать улыбку.
08 июня 1949 года. 21 час 48 минут по местному времени.
Юго-западная окраина города Читы.
Сразу после отъезда Москаленко Жобин набросился на меня и начал допытываться, о чем я разговаривал так долго с полковником. Он пристал ко мне, как банный лист к заднице. Но я хранил молчание, объясняя его запретом пересказывать содержимое разговора. Жобин, ничего не добившись, наконец, отстал.
Я специально задержался на работе и дождался рейсов двух полуторок, которые должны были отвести часть списанного и уворованного товара по неизвестным мне адресам. Я подошел к одной из машин, когда она собиралась уже выехать за ворота. Жобина на складе уже не было и это облегчало мою задачу.
— Мне Жобин наказал с тобой прокатиться, что бы сдачу груза проследить, — нагло заявил я, усаживаясь в полуторку. Шофер уже знал, что я — новый бухгалтер и второе лицо на складе, а значит — начальство. Поэтому, мне он ничего не сказал. Мы проехали по вечерней Чите, пересекли реку Чита и машина пошла по трассе.
— Далеко ехать? — небрежно осведомился я.
— Километров десять еще.
— Что мы везем? — продолжал выспрашивать я.
— Ящики с тушенкой, немного консервированных фруктов, шоколад и галеты, — прозвучал ответ.
— Сколько всего?
— Что сколько?
— Банок!
— А ты что, не знаешь разве? — ухмыльнулся шофер. — А еще бухгалтер!
— Останови машину, я выйду, — потребовал я.
— Как останови? — машина по-прежнему ехала, не снижая скорости. — А кто товар сдавать будет, если не ты?
— Тормози! — я щелкнул выкидухой и быстрым движением приставил лезвие ножа к горлу шофера.
— Ты что, совсем сбрендил? — в голосе шофера послышались предательские нотки страха. Он скосил глаза на меня, но машина стала замедлять ход. Мы встали на обочине.
— Убери нож! — попросил шофер.
— Выходи из машины! — приказал я.
— Ты, точно, полный псих! — ответил он, но подчинившись, открыл дверь и неохотно покинул водительское место. — И что дальше?
Он стоял и тупо смотрел на меня.
— Домой ступай, — объяснил я. — Остальное я сам все сделаю. Машину утречком отгоню в гараж. Понял?
— Вот начальничек у меня! — рассердился шофер и грязно выругался. — Набрал на работу блатных! Что хотят, то и творят!
Это он о Жобине так отозвался. Но хотя со мной в драку лезть не решился, но словесно постарался пропесочить и воззвать к совести:
— Это же не лагерь, босота! Загремишь туда снова! Если, что случится с машиной или грузом, я молчать не буду! Ты сам-то понимаешь, на чем себе приговор подписываешь?
— Все будет ничтяк! — отозвался я, сидя уже на водительском сидении. — За машину и товар отвечу! Твое дело телячье! Усек?
Я оставил шофера на трассе. За него я не переживал. Хотя был вечер, но грузовые машины шли в Читу. Даже если никто не подберет, пехом за часа полтора дойдет.
Я развернул машину и поехал обратно. Полуторка — это вам не Тойота Ленд Крузер с автоматической коробкой и кондиционером, мягким ходом и удобными креслами. И даже не Газель. В полуторке было неуютно, руль был жестким и плохо поворачивался, но я упорно вел эту непослушную машину к намеченной мне цели.
Уже совсем стемнело, когда я остановил грузовичок у ворот детского приюта. Выйдя из машины забарабанил во входную дверь.
— Кто там колобродит, является на ночь, глядя? — раздался недовольный мужской голос из-за двери.
— Открывай, дядя! — ответил я. — Продукты вам привез.
Мне ответила тишина, но затем заскрипели засовы и тяжелая дверь отворилась. Я увидел уже поседевшего мужчину, должно быть сторожа. Я заметил, что у него не было левой руки.
— Какие продукты? — он подозрительно посмотрел на меня, а затем на машину. — Откуда?
— Харчи по специальной разнарядке из райкома комсомола! Куда сгружать?
— А почему так поздно? — спросил сторож.
— На фронте руку потерял? — вопросом на вопрос ответил я.
— На фронте, — он скорбно покачал головой. — Руки нет давно, а болит она временами и чешется, как будто на месте[74]
. Спать не могу, мучаюсь!— Ну, так куда сгружать?