– Я больше никого не интересовал, – пожал плечами Ронни. – По крайней мере, мне так сообщили. В те далекие времена мы выступали перед ограниченным количеством зрителей. Так, местное нашествие саранчи, пересыхание колодца у какого-нибудь племени, извержение вулкана… Для пятерых просто не было места. – Он фыркнул. – Да, именно так мне и заявили.
Лю-Цзе поставил чашку на стол.
– Ладно, Ронни, было приятно поболтать с тобой, но время… не идет. Понимаешь, о чем я?
– Ага, слышал об этом. На улицах полно Законников. – Глаза Ронни снова сверкнули.
– Законников?
– Длангов. Аудиторов. Они снова создали стеклянные часы.
– Ты знаешь об этом?
– Послушай, может, я и не принадлежу к Грозной Четверке, но глаза и уши всегда держу открытыми, – обиделся Ронни.
– Но это же конец света!
– С чего бы? – спокойно возразил Ронни. – Мирто, вот он.
– Но он никуда не движется!
– А это уже не моя проблема, – пожал плечами Ронни. – Я занимаюсь молоком и молочными продуктами.
Лю-Цзе окинул взглядом вылизанную до блеска маслобойню, оглядел сверкающие бутылки и блестящие молочные фляги. Ну и работенка для неподвластного времени существа. Зато молоко всегда будет свежим.
Он снова посмотрел на бутылки, и вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль.
Всадники имеют человеческий облик, а все люди самолюбивы. Умение вертеть людским самолюбием – это тоже боевое искусство, и Лю-Цзе стал в нем настоящим мастером.
– Готов поспорить, что угадаю, как тебя зовут, – заявил он. – Готов поспорить, что узнаю твое настоящее имя.
– Ха! У тебя нет никаких шансов, монах.
– Не монах, простой метельщик, – спокойно поправил его Лю-Цзе. – Ты называешь их Законниками, Ронни. И некий закон должен быть, верно? Они устанавливают правила, Ронни. И эти правила должны соблюдаться.
– Я занимаюсь молоком и молочными продуктами, – повторил Ронни, но щека у него задергалась. – А еще яйцами по договоренности. Хороший устойчивый бизнес. Подумываю о том, чтобы нанять работников.
– Зачем? – удивился Лю-Цзе. – Им ведь нечего будет делать.
– А еще расширить производство сыра, – добавил Ронни, не глядя на метельщика. – Огромные возможности на рынке сыра. Также подумываю обзавестись клик-адресом, чтобы люди могли присылать заказы по семафору. Такие возможности открываются…
– Правила победили, Ронни. Больше ничего не движется. Ничего неожиданного произойти не может, потому что ничего не происходит.
Ронни сидел и смотрел в пустоту.
– Вижу, ты нашел свою нишу, Ронни, – мягко промолвил Лю-Цзе. – И содержишь свое предприятие в идеальном порядке, в этом нет никаких сомнений. Уверен, остальные парни будут рады узнать, что у тебя все в порядке. Но меня интересует вот что… Почему ты меня спас?
– Что? Ну, это был просто акт милосердия с моей стороны…
– Ты – Пятый Всадник, господин Соак. Акт милосердия?
«Ты слишком много времени провел в облике человека, – подумал Лю-Цзе. – Ты
– Я всегда проявляю заботу о подобных себе, метельщик.
– А я подобен тебе, да?
– У тебя есть… определенные целесообразные черты.
Они долго смотрели друг на друга.
– Я отвезу тебя туда, где нашел, – сказал Ронни Соак. – И все. Тем, другим, я больше не занимаюсь.
Аудитор лежал на спине с открытым ртом. Периодически он издавал слабые жалобные звуки, похожие не писк комара.
– Попробуй еще раз, господин…
– Темно-Авокадный, господин Белый.
– А что, есть такой цвет?
– Да, господин Белый! – подтвердил господин Темно-Авокадный, хотя сам в этом уверен не был.
– Тогда попробуй еще раз, господин Темно-Авокадный.
Господин Темно-Авокадный крайне неохотно опустил руку ко рту лежавшей навзничь фигуры. Его пальцы были в нескольких дюймах от зубов, когда левая рука фигуры, действуя, очевидно, по своей воле, мелькнула в воздухе и сжала их. Послышался треск костей.
– Я чувствую крайне сильную боль, господин Белый.
– Что у него во рту, господин Темно-Авокадный?
– Похоже на продукт из выброженного зерна, господин Белый. Крайне сильная боль продолжается.
– Пищевой продукт?
– Да, господин Белый. В данный момент чувство боли превалирует над остальными.
– Разве я не отдавал приказ ничего не пить, не есть и не экспериментировать, без надобности, с сенсорным физиологическим аппаратом?
– Несомненно отдавали, господин Белый. Чувство крайне неприятной боли, о котором я уже упоминал, усиливается. Что еще я должен сделать?
Концепция приказа была абсолютно новой и совершенно неизвестной Аудиторам. Они привыкли к коллегиальным решениям, которые принимались только в том случае, если были исчерпаны все возможности не делать ничего для устранения возникшей проблемы. Когда решение принимается всеми, значит, оно не принимается никем, что предотвращает возможность возложения вины.