– Я узнала, кто мой дедушка. Только не спрашивай ни о чем. Сосредоточься. Где ты сейчас должен быть?
– Гм… – Лобсанг огляделся. – Гм… Кажется, где-то там.
– Я даже не буду спрашивать тебя, откуда ты это знаешь, – хмыкнула Сьюзен. – Кроме того, мы уберемся подальше от этой толпы.
Сьюзен улыбнулась.
– Смотри на все с оптимизмом, – посоветовала она. – Мы молоды, у нас есть все время в мире… – Она вскинула на плечо гаечный ключ. – Пойдем колбаситься.
Если бы время не остановилось, это произошло бы через несколько минут после того, как ушли Сьюзен с Лобсангом. Крошечная фигурка в балахоне и не больше шести дюймов ростом вбежала в мастерскую. За ней влетел ворон, который сел на дверь и с нескрываемым подозрением воззрился на часы.
– Лично на мой взгляд, они выглядят опасными, – сообщил он.
– ПИСК? – осведомился Смерть Крыс, подходя к часам.
– Нет, только не пытайся стать героем, – велел Каркуша.
Крыса подошла к пьедесталу часов, посмотрела на них взглядом, словно говорившим, чем они больше, тем сильнее гремят, когда падают, и рубанула косой.
По крайней мере, попыталась это сделать. Сверкнула вспышка, когда коса коснулась часов. На мгновение Смерть Крыс превратился в какое-то расплывчатое кольцо вокруг часов, а потом исчез.
– Я же предупреждал, – сказал ворон, принимаясь чистить перья. – Готов поспорить, ты сейчас считаешь себя ну полным дураком.
– …А потом я подумал, ну какой работой я могу заняться, учитывая мои способности? – продолжал Ронни. – Для меня время не более чем другое направление. А еще я подумал, что свежее молоко нужно всем, верно? И
– Это гораздо интереснее, чем мыть окна, – заметил Лю-Цзе.
– Да, я пробовал это, когда их только изобрели, – сообщил Ронни. – А до того работал приходящим садовником. Добавить еще прогорклого ячьего масла?
– Конечно, – ответил Лю-Цзе, поднимая чашку.
Лю-Цзе было восемьсот лет, поэтому он решил немножко передохнуть. Какой-нибудь герой немедленно вскочил бы на ноги и промчался по безжизненному городу, а потом…
В этом все и дело. Потом герой задумался бы: а дальше-то что? Прожив восемьсот лет, Лю-Цзе прекрасно понимал: случившееся таковым и останется. Возможно, в других измерениях оно случится по-разному или вообще не случится, но
Лю-Цзе давно понял, что у всего есть причина – за исключением, пожалуй, футбола.
– Продукты у тебя первоклассные, – похвалил он, сделав глоток. – Маслом, которое предлагают сегодня, я не стал бы смазывать даже колеса телеги.
– Все зависит от породы, – ответил Ронни. – За этим маслом я отправляюсь на шестьсот лет назад. Оно сбито из молока пасущихся в высоких горах яков.
– Твое здоровье, – поднял чашку Лю-Цзе. – Занятно, – продолжил он. – Ну, то есть… Если бы людям рассказать, что на самом деле всадников Абокралипсиса было пять, а потом один из них ушел и стал молочником, они, скорее всего, очень удивились бы. Начали бы гадать, почему ты…
Глаза Ронни сверкнули серебром.
– Творческие разногласия, – проворчал он. – Самолюбие, если хочешь. Кое-кто сказал бы… Нет, даже говорить об этом не хочу. И желаю им, конечно, всего самого-самого хорошего в их нелегком труде.
– Конечно, – поддакнул Лю-Цзе с непроницаемым лицом.
– Я с интересом наблюдал, как развиваются их карьеры.
– Не сомневаюсь.
– А ты знаешь, что меня даже из официальной истории вычеркнули? – спросил Ронни.
Он поднял руку, и в ней мгновенно появилась книга. На вид совсем новая.
– Вот что было раньше, – произнес он недовольным тоном. – Книга Ома. Пророчества Тобруна. Не встречался с ним? Высокий такой, тощий, с бородкой, постоянно хихикает без причины?
– Нет, Ронни, это было до меня. Ронни передал ему книгу.
– Первое издание. Открой главу вторую, стих седьмой, – сказал он.
И Лю-Цзе прочел вслух:
– И Ангел, облаченный в белае, атамкнул Книгу Жылезную, и ивился
– Это был я, – с гордостью заявил Ронни.
Взгляд Лю-Цзе скользнул к стиху восьмому: «И увидел я типа кроликов, многаждыцветных, но как бы клетчатых, кругами кружащих, и раздался звук, издаваемый словна огромными липкими тварями».
– Этот стих тоже был вырезан, – сказал Ронни. – Старину Тобруна разные видения посещали, очень открытый был мужик. Отцы омнианства могли выбирать и смешивать отрывки по собственному усмотрению. Конечно, в те дни все обстояло иначе. Смерть, конечно, был Смертью, но остальные – не более чем Местячковый Недород, Драчка да Прыщ.
– А ты? – спросил Лю-Цзе.