Воронье Гнездо

-- Та баба скорпионом была. Ее Змееносцу может не хватить, и тогда выпустят еще кого–нибудь. Скорпион тут только ты остался, я у всех паспорта смотрел. А сегодня День Холения -- последний день знака зодиака.

-- Что, прости? Мне всегда казалось, что на границе руководствуются уставом и законом, а не астрологией.

-- Да какая разница. Все равно отпустят нас сегодня. Я тут уже с месяц сижу. Как завязали в конце октября… Короче, я тут самый успешный, бать. Даже прошарился в их работе. Ну и прости, что паспорт твой смотрел. Просто интересно было, кто героем станет. Ты вроде прикольный мужик, не то что та мразь. Даже и не верится, что вы оба скорпионы.

-- Я, конечно, понимаю, что умному -- намек, а глупому -- дубина, и идиотом себя никогда не считал, но судя по тому, что твои намеки мне как стенке горох, пора бы начать все же считать.

-- Да забей, щас дверь откроется -- разберешься.

И дверь открылась, обнаружив ту же картину, что и в прошлый раз.

-- Но я не скорпион… Мне в паспорте налажали, — сказал Парамон юноше, когда его начали уводить.

После этих слов парень стал бледный, как смерть. Все оставшееся время он сидел неподвижно, скрестив пальцы.

Парамон стоял на лужайке перед Человеком, Которого Нет. Лицо второго было в тени, хотя ее нечему было отбрасывать. Моросил противный дождь. Высокий мужчина понюхал Парамона. Запах ему явно не понравился, отчего и сам гендиректор невольно понюхал себя, осведомившись, так ли все плохо, как кажется. Парамон пах леденцами и потом, но не резко. Мужчину не устроило явно что–то другое. Каждый -- и пограничники, стоявшие рядом, и Парамон, — услышал в своей голове слово, которое Мужчина, Которого Нет не сказал. "Близнец". Оно больно укололо что–то, будто разум стал органом, а слово -- иглой. Укол разошелся по разуму покалыванием и легким онемением -- ментальной парестезией. Покалывание сознания обрело звук, который перешел в громкий писк, выбивший Парамона из сознания.

Очнулся он в клетке. Она была открыта. В обезьяннике все сидели на своих местах. Смирно, все в одной позе. У каждого наблюдалось дрожание головы. Оглядевшись, Парамон обратился к юноше рядом: тот не реагировал ни на слова, ни на движения. Растерявшийся Парамон протер очки, надел и снова огляделся. Тут взгляд упал в ноги. На полу лежала куча серых обрывков -- его Серая Карточка. Сердце гендиректора бешено забилось. "Они знают" -- прошептал он. Дело в том, что Серая Карточка -- это удостоверение серых кардиналов, с мифичностью которых Парамон готов был поспорить, будучи одним из них. Для обычных людей это просто серая карточка, и только немногие посвященные, что знают друг друга в лицо, имеют призму, через которую на карточке можно увидеть надпись "Radicula Ordinaria" -- единственное подтверждение его должности. Без него Парамона уже не признают даже в лицо, как бы это глупо не выглядело, учитывая вышесказанное.

Гендиректор встал и подошел к двери: никто не реагировал, все только дрожали головами. Он открыл дверь и осторожно вышел. Пограничники занимались тем же, чем и заключенные. Увидев это, Парамон принялся суетливо искать паспорт, а найдя, накинул первое попавшееся пальто и выбежал из изоляции пограничного пункта в самый дождь и испуганно рванул в сторону Переграда, хлюпая туфлями по дороге. Преодолев небольшое расстояние, он слегка успокоился, остановился и оглянулся: от пограничного пункта не осталось и следа, а дорога на его месте обрывалась, переходя в поле высокой, жухлой травы. На секунду Парамон подумал, что лучше вернуться обратно в Вэлбург, но тут же отбросил мысль, поняв, что возвращаться к границе ему не хотелось ничуть. На ней происходило то, что было неизвестно даже представителю самой влиятельной правящей касты. Переград, этот мерзкий городишко, казалось, был выше самого правительства Лиссама.

-- Вот и на нас управу нашли…

И Парамон покинул приграничную область, которую впоследствии назвали Темной зоной.

* * *

-- Ха–ха, ну у тебя истории! — рассмеялся Гарольд. — Нет, ты правда думаешь, что я поверю человеку, который вот так запросто назвался серым, мать его, кардиналом? Или ты для пущего комичного эффекта с таким серьезным лицом рассказывал?

-- Какая разница теперь–то? Сейчас я всего–навсего жалкий гендиректор, и терять мне нечего.

-- А как насчет того, что я тебя сейчас свяжу и буду выпытывать гостайны?

-- Ты не узнаешь ничего интереснее подставных выборов, я тебя уверяю. Все, что я хочу сейчас -- это просто разобраться во всех этих ваших незаконных авгиевых конюшнях, и для этого мне нужны люди, которые мне верят, поэтому я могу рассказывать эту историю всем подряд, лишь бы хоть один поверил. И еще хотелось бы найти старых друзей. Ну, раз ты не…

-- Постой, постой, я бы мог