Когда Маргарет почувствовала, что готова уйти из Бристоля, войско ее укрепилось пятнадцатью сотнями людей. Быть может, кое-кто из ее новых солдат и пожалеет об этом, когда протрезвеет, однако в тот вечер они целыми улицами записывались в ее полк, принимая литую оловянную кокарду с ее лебедем или с тремя перьями Эдуарда, гербом принца Уэльского, а часто и обе, как достойные и почитаемые эмблемы. Солдаты были хорошо накормлены, а кроме того, получили новое оружие, выкованное в кузницах города или снятое со стен, где его оставили их отцы поколение назад. Жители Бристоля приветливо обходились с ее лордами и капитанами, и Маргарет не без печали распрощалась с ними. Будь они здесь вдвоем с сыном, она без малейшего промедления переправилась бы на рыбацкой лодке в Уэльс. Но, располагая четырьмя тысячами солдат, топающих за ее спиной, она могла попасть туда, только перейдя через широкий Северн по мосту возле Глостера. До берега Уэльса было рукой подать – несколько миль на лодке. Однако по суше до него надо было идти миль тридцать.
Маргарет вновь задумалась. Ей хотелось понять, потеряет ли она кое-кого из тех, кто явился с цветочками, продетыми в пуговичные петли, и бочонком сидра или эля под мышкой. Или приобретет, позволила она себе надежду, чуть повыше подняв подбородок. Вообще-то говоря, Англия – мрачное место, однако в искренности того приема, который оказывали ей в этом году, трудно было ошибиться.
После дневного перехода по дорогам и тропам в тот первый вечер они остановились возле тихого ручья – и если б так было всегда, никто из мужчин не оставался бы дома, все ушли бы на войну. Лорды, рыцари и простолюдины усаживались на сочной траве или под цветущими деревьями. Повара и возчики готовили и вывозили вкусные блюда, изготовленные из всего, что было подарено им в Бристоле, добавляя к рыбе и пирогам порей и лук из темных сухих мешков. Варево получилось роскошным, и когда солнце опускалось на горизонте в золотое с розовым марево, все были сыты до отвала, а небо сделалось настолько прозрачным и чистым, что можно было видеть во все стороны на мили и мили.
Маргарет заметила, что ее сын с обеспокоенным видом приближается к месту, которое она выбрала для ночного сна. Никакого дождя явно не ожидалось, и поэтому она не стала просить, чтобы здесь устроили навес или тент. Однако от Эдуарда веяло тревогой.
– Люди говорят, что они замечают на всех дорогах вокруг скачущих всадников, – сообщил он. – Мне сказали, что они проезжают слишком далеко от нас для того, чтобы можно было попытаться перехватить их… и я верю этому. Еще говорят, что один из них как будто был одет в дублет герольда Йорков.
– А ты не выставлял стрелков в засаду, чтобы попытались подстрелить и поймать хотя бы одного? – негромко спросила Маргарет. Ее сын хотел командовать, однако ему до сих пор хватало смирения на то, чтобы просить у нее совета, и она поблагодарила за это Господа.
– Я уже послал дюжину или что-то около того, – ответил юноша. – Не знаю, может быть, нам уже пора беспокоиться.
– А давно ли ты посылал их? – произнесла королева уже более озабоченным тоном.
Сын наклонился к ее уху:
– Довольно давно, еще до обеда… не знаю. Правда, я не приказывал им как можно скорее возвращаться назад…
– Возможно, это ничего не значит, Эдуард. А может быть, эти поля полны чужих солдат и дозорных, которые перерезают глотку всякому, кто попадется на их пути, чтобы мы ничего не знали. И я предпочла бы проявить излишнюю осторожность, чем оказаться застигнутой врасплох и убитой, ты меня понял?
– Конечно, – ответил принц. – А значит, мы не можем здесь оставаться. Хотя, как ты понимаешь, люди будут ворчать и браниться, когда я отдам такой приказ, особенно в том случае, если мы проявим излишнюю осторожность.
– Я этого не говорила. И я не знаю, как поступить с этими неведомыми вестниками и нашими пропавшими людьми. Только не извиняйся за то, что необходимо сделать. Пока еще не стемнело, и до переправы у Глостера всего несколько миль. Было бы лучше стать на отдых в Уэльсе, оставив реку за спиной. И твои люди убедятся в мудрости такого решения, когда смогут провести ночь, не опасаясь врагов.
Небо полыхало малиновым цветом, когда капитаны Сомерсета, Девона и Уэнлока собрали лагерь и вывели четыре с лишним тысячи людей на дорогу. Особого ропота слышно не было – при таком-то количестве опытных солдат среди новобранцев! Любителям возмущаться затыкали рот их камрады. Барон Уэнлок явил свою особую ценность для войска – хотя бы тем, что капитаны могли показать на него солдатам и сказать: «Если этот старый черт может снова подняться на ноги, что мешает тебе, приятель, последовать его примеру?»
Войска не совершают ночные марши от нечего делать, и в большинстве своем люди Ланкастеров доверяли реявшим над головами знаменам.