Воронья шпора

Они медленно и слитно выговаривали собственные имена и краснели, когда при этом присутствовала королева. Им и в голову не приходило судачить о ней как о женщине, благородной леди и французской даме. Маргарет была настоящей диковиной для людей, рассчитывавших умереть, ни разу не отойдя дальше трех миль от места своего рождения, как и сотня поколений их предков. Они отлично знали собственную землю, каждое дерево и поле, каждую межу и каждый обычай. Они посещали мессу, крестили своих сыновей и дочерей и никогда особо не задумывались над тем, чем заняты в Лондоне короли и королевы, пока одна из них не явилась к ним и не попросила об этом.

Делу ее нисколько не препятствовало то, что сын ее выглядел таким изящным на боевом коне. Возможно, принц Эдуард действительно казался мальчишкой рядом с подобным животным, но ноги юноши были длинными, и сам он выглядел не менее гибким и сильным, чем любой сельский парень. В одном месте принц боролся с местным юношей, и они вместе свалились в пруд. Местные застыли, не зная, какое наказание будет их ждать, однако принц вынырнул на поверхность, продержав под водой своего противника до тех пор, пока тот не захлебнулся, а затем вынес его к остальным, и, хлопая по щекам, они вернули утопленника к жизни. Этот самый девонский парнишка стал одним из сквайров Эдуарда и принялся учиться всем премудростям, которые должен знать оруженосец, чтобы быть полезным рыцарю на поле боя.

Весенние дни, один за другим, проходили в походах по цветущей сельской местности среди лесов и зеленых полей. Сладкий и густой воздух сулил скорое лето, все вокруг росло и цвело.

В Бате они подивились римским руинам, и принц Эдуард поплавал в сернистых водах, морща нос и призывая матушку тоже окунуться. Маргарита Анжуйская предпочла этого не делать, однако Малый совет был в восторге от мирного явления собственного герцога Сомерсета, а члены магистрата были обрадованы ему даже больше, чем самой Маргарет и принцу. Приветствовать их на улицы вышла толпа простых людей, а с ними – торговцы и менялы, расставившие свои столики. Эдмунд Бофорт успел занять денег, раздобыл продовольствие и еще шесть сотен людей. Половину их составляли горняки одной угольной копи, хозяин которой естественным образом был повергнут в глубокое расстройство, однако обстоятельства вынуждали его мужественно воспринимать подобный оборот событий. Нужен был каждый новый рекрут: Маргарет и так уже смущало, что ее армия слишком медленно подрастает в числе. Деловые подробности она оставляла вниманию Сомерсета и только что появившегося рядом с ними графа Девона.

Джон Куртене был обязан своим титулом возвращению ее мужа и не собирался отказываться от него без борьбы. Он привел с собой восемь сотен обученных военному делу бойцов, набранных в его городах и поместьях. Его люди превосходно смотрелись в своих одинаковых камзолах, под желтыми с красным знаменами Девона, с трубачами и барабанщиками. Еще две сотни привел с собой барон Уэнлок – рыцарь, числивший за собой шесть десятков лет. Среди пришедших к Маргарет людей он был самым старшим. Отличала его привычка взирать на собеседника в полтора глаза: одним прищуренным и другим, наполовину прикрытым невозможно пышными кустистыми бровями. Он был совершенно седым – от кончиков усов до кудрей, ниспадающих на камзол. Тем не менее люди его находились в самом расцвете сил и были одеты в новые кольчуги и вооружены новыми алебардами.

И все же, когда они вышли к Бристолю, в армии Ланкастеров насчитывалось всего три с небольшим тысячи людей. Слух об их явлении уже успел распространиться, и, учитывая близость к границам Уэльса, Маргарет могла не удивляться приветливости местных жителей, однако и она была растрогана до слез, когда местные девицы принялись перед городскими воротами дарить цветы ее марширующим воинам, сразу же приосанившимся и уже в таком виде прошествовавшим по главной улице.

Принц Эдуард ехал во главе войска между Уэнлоком и Девоном. Его мать следовала рядом с Сомерсетом впереди остального строя, и сердце ее разрывалось от гордости, что бы там ни видели все остальные. Столько лет на долю Ланкастеров выпадали одни унижения и потери! Возможно, настало время уравновесить чаши весов.

Под приветственные крики толпы королева уже начала думать о том, насколько прекрасными станут предстоящие годы, лишенные тени Йорка. При всех своих грехах, она достаточно претерпела в своей жизни. Прежде чем подняться на борт французского военного корабля, который доставил ее в Англию, она исповедалась в них молодому священнику. Корабли гибли и тонули на море, и Маргарет не хотела пойти ко дну, отяготив свою душу грехом. Она была на исповеди впервые за десять лет и до сих пор ощущала какую-то легкость во всех отношениях… как если б тот приятный ветерок, что прикасался к ее волосам, мог поднять ее в воздух и понести над улицами Бристоля. Париж она любила, однако весенняя Англия… Королева зажмурила глаза. Само совершенство…