И вообще… Пора взрослеть. Вон как себя ведёт ворон — спокойно и уверенно. Не болтает, не хвастается. А она–то, Руся… Фу, как стыдно… Что бы сказала бабушка!.. И девушка от смущения вспыхнула: бабуля–то сколько лет молчала про себя! А она, Руся, сразу нос задрала! Единственная и неповторимая — у-у, бессовестная… Ворон от неё в таком страшном деле помощи ждёт, а она ведёт себя, как… как фиг знает кто…
— Пришли, — негромко сказал Данияр, остановившись перед стеной кустарника.
И Руся вновь прижалась к нему: за этим тёмным кустом прятался кто–то кровожадный!.. И уже дрожащим голосом спросила:
— А с чего начнём?
— Место старое. Надо лесовика позвать.
— Здесь раньше лес был?
Ворон поднял голову взглянуть на тёмно–синее небо над вершинами чёрных деревьев. И не сразу, но ответил:
— Да здесь и посейчас лес растёт. Остатки, правда, но старых деревьев много.
Руся замолчала и только с нарастающим недоумением подумала: «И бабуля меня так спокойно отпустила в ночь? Даже зная, что меня будут беречь как… зеницу ока?»
И невольно улыбнулась. Данияр, кажется, намерен именно это делать — беречь её. Потому как сейчас он не локтем прижимал её ладошку к своему тёплому телу, а сграбастал её всей жёсткой ладонью.
Тем временем Данияр, потянув её за собой, шагнул на территорию сквера и здесь присел перед первым же кустом на корточки, продолжая держать руку девушки. И Руся поневоле, но полная любопытства («лесовик» звучало не так страшно, как «упырь»), тоже присела рядом. Что сделает Данияр, чтобы вызвать лесовика? А ворон потянулся к ближайшей шиповниковой ветке и потряс её. Раз потряс — тишина. Прислушался. Ещё тряхнул — снова пауза.
А потом Руся чуть с корточек не упала: кто–то мелкий торопился посреди кустарникового ряда, точно приближаясь к ним! Вчера Руся будто во сне видела кикиморок и лешего, но сегодня она увидит лесовика воочию!
— Я привёл посредницу, — тихонько сказал Данияр и оглянулся на неё, словно вопрошая, будет ли она помогать ему. — Поговорим?
Она вцепилась в его руку так, словно до сих пор и не держалась. Другую, как во вчерашнем сне, протянула к кустам, лихорадочно размышляя, стоит ли закрывать глаза на первое время. Или смотреть сразу?
Будто кошачья лапа легла на её запястье.
Свет фонаря за спинами, но Руся разглядела эту маленькую лапку, а потом глаза словно поехали по этой лапке, которая будто нарисовалась в низенького сутулого старичишку, с лицом, заросшим даже не бородой и усами, а шерстью, с круглыми глазами, блестевшими на неё громадным любопытством. Одет он был во что–то вроде… Непонятно, во что — Руся так и не сумела сообразить, что это.
— Толмачиха, что ли, будешь — ворону–то? — тоненько спросил–пропел лесовик, хлопая на неё глазищами. — Ну, спрошай давай, что хошь–то!
— Здрасьте, — от неожиданности пробормотала Руся, с трудом не отдёргивая собственную ладонь.
— Ну, здрасьте, — согласился лесовик и стукнул по её ладони своей лапкой.
— Спроси у него, не появлялся ли здесь упырь, — чуть недовольно сказал Данияр.
И опять неожиданность: разве он не слышал, что сказал лесовик? Почему не поздоровался в ответ? Невежливо же!.. И лишь спустя секунды девушка вспомнила, зачем ворон её сюда привёл: она переводчица! А ещё она перепугалась: как же она скажет лесовику, как ему переведёт вопрос Данияра, если она…
— Просто повтори мой вопрос, глядя на него, — терпеливо объяснилворон, когда она обернулась к нему в отчаянии.
Руся набрала воздуха — и… что–то прочирикала. А закончив, открыла рот. Ой… Это и есть перевод?! Ничего себе…
— Третью ночь сюда возвертается, ирод, — проворчал лесовик, ёжась и оглядываясь по сторонам. — Кажный вечер уходит, а потом — шасть в кусты, туда, где могилки кучней. И весь белый день там хоронится. Кусты там знатные, в них просто так не заберёшься.
— Значит, сейчас его здесь нет, — сделал вывод Данияр. — Руся, пусть покажет, в каких кустах упырь прячется. Приду днём — может, сумею обезвредить, пока слабый.
«Почему — слабый? — удивилась Руся. — Потому что ночной… этот… как его… хищник? И днём слабеет?» И старательно воспроизвела весь запрос ворона.
— Показать покажу, только вот доберётся ли ворон до лёжки? — вздохнул лесовик и вылез из кустов полностью. Поднял голову к людям, которые всё ещё сидели на корточках. — Там ведь кустища — чащоба сама настоящща. Сам чёрт ногу сломит!
— Ты покажи, а мы уж сами разглядим, сумеем добраться, нет ли, — пробормотал Данияр и добавил: — Руся, спроси его, не слышал ли он, кто упырей поднимает.
— Не по лесному нашему хозяйству ворон спрашивает, — откликнулся лесовик, — да и не по городу шарить надобно. Здесь–то ведь только поднимают. А решают поднять в закрытом дому, в квартире. Барабашек поспрошайте — они должны слышать про то.
— А если барабашки не знают? — не выдержала — спросила сама Руся. — Тогда кого спрашивать? Или уже некого?
— Барабашки — да не знают? — поразился лесовик. — Эти болтушки–то? Они ж, кто что узнает, всем своим сообщают!.. Ну, коли они не знают — значитца, никто не знает.